Фактор беспокойства

В полвосьмого вечера открываю двери и приглашаю изнывающих от любопытства пассажиров проходить в зал. Интрига была сохранена, инкогнито Марлен так никто и не успел раскрыть. Она стоит спиной к входящей публике на небольшом возвышении, обозначающем сцену оркестра. Накидка, достающая своими полами до сцены и напоминающая монашескую рясу с глубоким капюшоном, полностью скрывает её лицо. Свет в зале слегка приглушен и только небольшой пятачок сцены ярко освещён. В зале набралось чуть более двух сотен человек, откликнувшихся на приглашение Марлен. Капитан с группой своих офицеров тоже стоит недалеко от сцены.

Вообще-то, присутствие членов команды и обслуживающего персонала лайнера (за исключением необходимого минимума) в помещениях для публики не приветствуется, но сегодня по распоряжению капитана сделано исключение. Уж больно всех заинтриговало приглашение Марлен, а вот её саму что-то и не видно. В зале раздаются приглушённые шепотки и разговоры. Публика озадаченно вертит головами в поисках виновницы интриги, но тут раздаются первые звуки музыки и шепотки смолкают.

Для сохранения интриги до самого последнего момента, я поменял очерёдность куплетов и вслед за арией Квазимодо вступает Феб. Публика безмолвствует, наслаждаясь пением и решая для себя чем наградить вокалистов, овациями или освистыванием. Но вот приходит время Клода Фролло… Марлен поворачивается к публике лицом, но оно скрыто под капюшоном.

Раздаётся хриплый срывающийся голос, и публика приглушённо ахает, а затем начинает перешёптываться, но тут же смолкает, вслушиваясь в пение. А оно завораживает и пробирает до мурашек на коже, до замирания дыхания и перебоя в сердцебиении, от той непередаваемой тоски и ярости звучащей в мольбе отвергнутого священника к своей греховной страсти.

Последний куплет поём под всё нарастающий глухой ропот. И когда на последних словах Марлен делает шаг вперёд и сбросив свою «рясу» нам на руки встряхивает головой, от чего по её плечам живописным водопадом рассыпаются белокурые локоны в зале на несколько секунд воцаряется оглушительная тишина. Ошеломлённая публика замирает, а затем словно сходит с ума. Все эти благовоспитанные и вполне пристойные респектабельные граждане словно сбрасывают с себя скорлупу цивилизации и сквозь неё прорывается что-то дикое и первозданное, как сам изначальный Хаос.

Женщины яростно визжат в истерике и стучат по полу каблуками туфель, мужчины орут в исступлении и хохочут как сумасшедшие. Даже седовласый «морской волк» не нашёл ничего лучшего для снятия восторженного напряжения, как засунуть два пальца в рот и издать залихватский пиратский посвист. Музыканты и те вносят свои ноты в эту какофонию, а уж они-то кажется были в курсе того, кто скрывается под рясой! Спустя минуту или две публика всё-таки приходит в себя и тут раздаются сначала редкие и робкие аплодисменты, затем перерастающие в овации, а публика начинает скандирование.

— Марлен! Марлен! — восторженный вопль несётся над палубой лайнера и его не может заглушить ни гул работающих двигателей, ни шум волны за кормой.

А я смотрю на восторженную публику, с грустью вспоминаю своё «прошлое» и лучшую, по моему мнению, «Эсмеральду» в исполнении Петкуна, Голубева и Макарского. Господи, да было ли это на самом деле, или просто привиделось мне в горячечном бреду?

Свет, озарил мою больную душу.
Нет, твой покой я страстью не нарушу.

https://youtu.be/HWs5h8d-wTo

* * *

Да уж! Вчерашний вечер мне запомнится надолго. Если бы не находчивость Вильфрида Пеллетье, то ещё неизвестно чем бы закончилась встреча Марлен с толпой разгорячённых поклонников её таланта. Откуда только и набежали! Набились в зал как кильки в банку и продолжали прибывать и толкаться, вплотную обступив сцену. Качнись они в нашу сторону и, наверное, трагедии было бы не избежать. Но вовремя очнулся Рональд Стюард, всё-таки капитанами лайнеров назначают людей ответственных.

По его приказу члены команды перекрыли доступ пассажиров в бальный зал, а затем начали выпроваживать «лишнюю» публику из зала, несмотря на всё её возмущение и сопротивление. И не сплоховал дирижёр, всё-таки, как успокоить возбуждённую публику у нас вбито на подкорке, хотя специально этому в консерваториях не обучают, но кое-что из собственной практики наставники своим студентам иногда рассказывают.

Я только и услышал за спиной яростный шёпот Вильфрида: — Бисируем! — и тут же вновь полились звуки музыки. Толпа притихла и когда зазвучали слова первого куплета публика уже очнулась, потихоньку начав отступать от сцены, которую всего минуту назад грозила захлестнуть волной всё сметающей стихии. В зале воцарилась тишина и только у входа чуть слышно перепирались недовольные пассажиры, выдворяемые из зала. Но вскоре и этого ропота не стало слышно. Теперь уже и я, и Вертинский получили заслуженную долю внимания и аплодисментов после завершения своих арий. Но вот куплет в исполнении Марлен публика слушала, вообще затаив дыхание и замерев в экстазе.