Фактор беспокойства

— Тьфу-ты! Сплюнь дурень! Как и подумать о том мог? — Панас сердито смотрит на меня, затем переводит взгляд в сторону дочери. Грозно хмурит брови и взглядом показывает ей на полную стопку возле мужниной руки. Та понятливо кивает и словно по мановению волшебной палочки стопка тут же сменяется на стакан с компотом. Никто и заметить ничего не успел. Однако, какая у Панаса понятливая и проворная дочь!

— Но хоть споёшь? Али музыканту за песню грошики потребны? — Панас явно меня подначивает.

— Обязательно спою. Пусть народ напляшется вволю, а как устанет да передыха запросит, так и спою! — это уже отговариваюсь от немедленного исполнения вокала «по просьбам публики». Мне самому интересно послушать, что сейчас «поют в глубинке». Панас возвращается на своё место, а я просто сижу и наслаждаюсь атмосферой праздника, поднимая стакан с компотом, когда следует очередной тост.

Поют в основном украинские песни, некоторые слышу впервые, а судя по малознакомым, но характерным словам, это скорее всего песни Волыни, Галиции или Закарпатья. Слышны и казачьи песни на русском языке. Это видимо уже привезли с собой эмигранты из последней волны переселенцев с южных регионов России и Украины.

Практически все песни в хоровом исполнении и аккомпанирует «хору» местный любительский «ансамбль народной музыки». Пусть не профессионально и не совсем слаженно, но от души и с удовольствием. В одном из перерывов на «перевести дух» подхожу к музыкантам и прошу разрешения сыграть на аккордеоне. Мне не отказывают и присаживаюсь на лавку у стола. Пробегаю по клавишам, и убедившись в исправности инструмента исполняю просьбу дядьки Опанаса:

Ніч яка, Господи! Місячна, зоряна: ясно, хоч голки збирай…
Вийди, коханая, працею зморена, хоч на хвилиночку в гай!

За столами смолкает шум и говор, а музыканты поспешно разбирают свои отложенные в сторону инструменты и подключаются к исполнению, так и не успев толком закусить.

Сядем укупі ми тут під калиною — i над панами я пан…

Глянь, моя рибонько, — срібною хвилею стелеться полем туман.

Я пою в полный голос и у меня легко и покойно на душе. Словно я у себя на Родине и вокруг меня мои старые друзья и знакомые. Аккордеонист, лишённый инструмента, поспешно записывает слова песни в пухлую тетрадку, а его сотоварищи как могут мне подыгрывают, но полностью признавая моё право на соло и лишь чуть слышно аккомпанируя аккордеону. Интересно, неужели эту старинную песню, написанную Михаилом Старицким здесь ещё никто не слышал?

А как запомнят мелодию? Что-то сомневаюсь в том, что здесь у кого-то есть музыкальное образование и знание нотной грамоты. Но эти мысли лишь небольшой фон и не мешают мне полностью отдаваться пению и игре. Я играю и вспоминаю замечательного советского киноактёра и режиссёра Леонида Фёдоровича Быкова, которому сейчас ещё нет и шести лет. Но который вырастет и снимет культовый советский фильм о лётчиках на войне, песня из которого обретёт своё второе дыхание. Будем Жить! И мы обязательно будем жить и петь замечательные песни. В том числе и из этого кинофильма.

https://youtu.be/I3Jou2exqSs

* * *

«Проводы» закончились далеко за полночь, но я ушёл раньше. Мой «сольник» растянулся почти на час, да потом ещё тексты песен правил. Хорошо, что «нотных грамотеев» среди музыкантов не нашлось, а то бы и до утра провозился, но «лабухи» божились, что все песни переняли на слух. Дай-то бог, мне не жалко, пусть поют. Но затем перед моими глазами как-то подозрительно часто замелькала «кровь с молоком», а меня начали усиленно зазывать в гости, обещая отдельную горенку с пуховой перинкой и намекая что у «Опанаса в хате тесно».

Ага, вот так вот ляжешь на перинку с подушкой в обнимку, а проснёшься с дивчиной под боком. И пожалуйте бриться! В смысле жениться. Нет уж! В тесноте да не в обиде. Отговорился ранним вылетом и ушёл спать, да и поручик с молодой женой вскоре явились «прощаться». Но этого уже не слышал, устал как собака и сладко дрых без задних ног, даже не помню, что и снилось, но вот перед самым пробуждением привиделась чем-то встревоженная Сонечка. Даже удивился при пробуждении, давно она ко мне в сновидениях не приходила, уж и забывать начал.

Утро ясное, на небе ни облачка и видимость «миллион на миллион». У земли слабый ветерок, но без порывов. Владимир Николаевич прощается с семьёй, садится в свой «Фиат» и уходит на взлёт. Я пока остаюсь на земле. По договорённости с Порфёненко дождусь окончания его «пилотажа» и только после этого взлечу. На мне второй комплект лётной формы, что запасливый пилот приобрёл для себя, но для меня не пожалел. Комплекция у нас одинаковая и галифе с гимнастёркой подошли мне «как родные», только реглан на размер больше, но это не существенно.