Дюпон прищурившись вновь оглядывает Клару, но уже с профессиональным интересом. Даже обходит вокруг неё рассматривая смущённую девушку в деталях со всех сторон и что-то бормоча себе под нос. И вдруг без всякого предупреждения и стеснения накрывает её груди своими ладонями и ощупывает. Мы все замираем в шоке, включая девушку, а вот охальник озабоченно чешет затылок и выдаёт:
— Ну, красивую задницу я ей сделаю, бёдра тоже сексуально увеличу, это затруднений не вызовет. Но вот её груди упругие и горячие, значит они будут расти и наливаться дальше. За полгода придётся сделать пару накладок по размеру, иначе вся работа насмарку пойдёт. А без накладок, только за счёт фасона платья и кроя бюстгальтера ничего хорошего не получится. Либо «ушки спаниеля», либо «увядшие груши», но это сильно на любителя, и я бы не рекомендовал.
Мы отмираем и Джейкоб успевает перехватить взвившуюся девушку.
— Клара! Успокойся, никто тебя не лапал, тебе показалось! В конце концов на тебе же надето платье! Это просто рабочий момент, привыкай к этому! Но и Вы мистер Дюпон в следующий раз тоже предупреждайте заранее, если захотите вновь провести свои «замеры»!
— Я его всё равно убью! — голос девушки дрожит от возмущения. Иронично хмыкаю и поясняю свой «хмык»:
— Это тебе повезло, что ты будешь выступать в мюзикле и у тебя не так уж и много динамичных танцев. А вот мне в своё время довелось поработать в кабаре и помимо конферанса я ещё занимался постановкой танцев кордебалета. Там на репетициях все девушки вообще в одних трусиках выступали. Занятия были ежедневными и выматывающими, никто из кордебалета не стал бы свою одежду портить вонючим потом. Так никаких денег на наряды не напасёшься. Вот и представь себе. Двенадцать танцовщиц, четыре танцора и все только в трусиках, один я как дурак в трико. Мне бы тоже раздеться, но вот как-то неудобно перед девушками было. И нечего тут ржать! Когда каждый день по три часа видишь перед своими глазами мельтешащие голые женские прелести, то поневоле начинаешь их ненавидеть. Близость с актрисами была категорически запрещена, а так и до импотенции недалеко. Тем более что все танцовщицы у нас были одна другой краше. Не веришь? Зря! Спроси у Жана и Жака, они в это кабаре приходили ещё до моего с ними знакомства. Так что соврать не дадут. Вот и приходилось мне всё это тоже воспринимать как «рабочий момент» и поверь, для молодого парня это гораздо тяжелее, чем один раз позволить снять мерку со своей груди.
— Ладно Джейкоб, отпусти девушку, она больше буянить не станет. Пусть бежит в буфет и как следует подкрепится. А завтра, так и быть, пусть на репетицию приводит свою младшую сестру. Посмотрим, что мы сможем ей предложить. Не стоит разлучать сестёр, пусть уж они всегда будут вместе!
— Мистер Шуберт! Так Вы берёте в спектакль и мою сестру Мину? Но Вы же отказывались! — Клара растерянно смотрит на своего «Босса», но тот «переводит стрелки» на меня.
— Он берёт! — и Джейкоб недипломатично тычет пальцем в мою сторону.
— Спасибо Вам, мистер Лапин! — девушка неожиданно всхлипывает и убегает, забыв про анонсированное убийство нашего сценографа.
На том и закончился мой самый первый день гастролей в Нью-Йорке. Да, лишь первый, а сколько всего уже произошло, даже голова кругом идёт. На следующий день начались совместные репетиции оркестра и труппы, и я полностью выпал из реальности. Благо через три дня ко мне на помощь пришёл маэстро Тосканини. Артуро оказался не только прекрасным дирижёром, но и отличным театральным режиссёром, азартно наблюдавшим за репетицией тоже из оркестровой ямы. Ух! Как он гонял артистов по сцене, раз за разом останавливая репетицию и заставляя актёров вновь повторять «запоротые» сцены. Константин Сергеевич Станиславский удавился бы от зависти со своим «Не верю!» глядя на то, как взбешённый Артуро рассвирепевшим медведем вылетает «из засады» и галопом несётся к «виновнику торжества». И пусть бы он при этом просто нецензурно выражался, в конце концов к этому можно привыкнуть. Так нет же! Обязательно по дороге что-нибудь «приватизировал» у музыкантов и прихватывал с собой в виде «оружия возмездия».