Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю

Он был в не меньшей степени леваком – по крайней мере в глазах тори, – когда пришел в Министерство внутренних дел. Он снижал сроки тюремного заключения, в то время как большинство его предшественников на этом посту стремились удлинить их. Он уменьшил использование одиночного заключения. Он создал в британских тюрьмах различие между политическими заключенными и обычными уголовниками – это различие и сегодня стоит поперек горла многим людям правых взглядов. Он мог жестко высказываться и о большевизме, и о содомии, но, когда дело доходило до применения закона, Черчилль был само милосердие. На протяжении своей жизни Черчилль выказывал добродушное безразличие к сексуальным предпочтениям людей (в действительности Эдди Марш был геем, о чем Черчилль наверняка знал), и он старался уменьшить наказания за действия, которые в то время считались уголовным преступлением. Когда ему сказали, что один мужчина был приговорен к десяти годам каторжных работ за содомию, он написал должностным лицам: «У заключенного уже было два ужасных приговора семилетних каторжных работ, один – за воровство сока из плодов лайма, другой – за воровство яблок. Вполне возможно, что он перенял неестественные привычки в заключении». Это письмо говорит о природной склонности Черчилля к милосердию – и о варварской природе правосудия в эдвардианской Англии.

Когда тори заявили, что Черчилль слишком мягок к молодым преступникам, он даже разыграл антибуллингдонскую[54] карту. Лорд Уинтертон, тори правых взглядов, резко критиковал Черчилля в палате общин за отказ лишать свободы некоторых молодых нарушителей. Черчилль ответил: «Я хочу привлечь внимание страны… к настоящему бедствию, когда 7000 юношей бедных классов ежегодно посылаются в тюрьму за те проступки, при совершении которых благородный лорд в университете не претерпевает даже малейшего неудобства». Можно представить, как кипели от ярости некоторые парламентарии, что их студенческие проделки, совершенные под воздействием шампанского, ставили в один ряд с обычной преступностью, – и это делал человек, даже не учившийся в университете и тем более не удостоившийся чести избрания в Буллингдон. Более здравомыслящие люди, разумеется, полностью согласились бы с Черчиллем.

То, как Черчилль управлялся с забастовками и восстаниями, предшествовавшими Первой мировой войне, подверглось вопиющим наговорам со стороны современной Лейбористской партии. В 1978 г. лейбористский премьер-министр Джеймс Каллаган сказал, что у семьи Черчилль была «вендетта» против шахтеров Тонипенди. Совсем недавно, в 2010 г., муниципалитет в Южном Уэльсе попытался избавиться от его имени в названии местного военного лагеря, и по-прежнему некоторые лейбористские парламентарии готовы заявить вам, что в 1910 г. Черчилль послал армию на жестокое подавление безоружных рабочих. Это все вздор.

Документы явно свидетельствуют, что войска в Тонипенди проявляли сдержанность. Более того, тори критиковали Черчилля за то, что он действует слишком нерешительно и держит войска в резерве. Верно, что он послал армию для противодействия докерам, громившим Ливерпуль в 1911 г., и верно, что был открыт огонь. Но нанесенный ущерб был огромен, требовалось установить контроль над положением, и при этом личные симпатии Черчилля были на стороне бастовавших, как до того в Тонипенди – на стороне шахтеров. «Они крайне бедны, их труд скудно оплачивается, и теперь они страдают от голода», – говорил он. О докерах, бастовавших в Лондоне, он доложил королю, что их «недовольство бесспорно, и гарантированное заметное увеличение зарплат должно способствовать улучшению здоровья и повышению удовлетворенности класса рабочих, подвергаемого чрезмерному напряжению. А от него существенно зависит работа организма нашей цивилизации».

То и дело Черчилль не может вытерпеть несговорчивость хозяев и становится на сторону профсоюзов. Когда он был министром вооружений, то столкнулся в 1917 г. с забастовкой рабочих военной промышленности в районе реки Клайд. Он пригласил их представителей на чаепитие с пирожными в свое министерство. Черчилль решил проблему, дав надбавку в 12 процентов. Он внес законопроект о вооружениях, чтобы уменьшить недовольство рабочих, и сказал: «Никакой рабочий не может быть наказан за принадлежность к профсоюзу либо за участие в трудовом споре».

Что касается Всеобщей стачки 1926 г., то Черчилль, разумеется, прилагал все усилия, чтобы преодолеть кризис, – но скорее принадлежал к примиренческому крылу в своем подходе к деталям спора. На протяжении лета и осени он пытался убедить владельцев шахт согласиться на минимальную заработную плату для их обнищавшей рабочей силы, но потом заявил, что капиталисты проявили «упорство» и «безрассудство». Тори снова окатили его презрением – на их взгляд, он пытался воспрепятствовать праву менеджмента на руководство.