— Вас хотят видеть в кафе, — сказала она. — На кухне.
Я шел впереди, она — сзади.
— Спасибо, — сказала она, когда мы проходили по южному торцу холла.
Я оглянулся через плечо:
— За что?
— За свободу.
— Кафе «Плюшка и кружка» — это история успеха. Вы превосходно им управляете.
Мы добрались до кафе и направились на кухню.
— Я не об этом. Вы — лучшее, что могло произойти с этим Парком.
У меня не было времени спросить, что она имеет в виду. Мы зашли на кухню, и я увидел старшего констебля Осмалу и еще двух полицейских в форме и в голубых латексных перчатках.
28
— Утро! — поздоровался Осмала и помахал мне голубой рукой.
Он стоял на кухне в расстегнутом блейзере, спиной к морозильнику, как будто пытался прикрыть его своим телом.
— Доброе утро, — ответил я.
— Не возражаете, если мы проверим содержимое морозильника? — спросил он.
Стоит ли говорить, что вопрос был абсолютно бессмысленным? Осмала имел право смотреть что угодно и когда угодно — это его работа. Я хотел повернуться к Йоханне и попросить ее снять замки с дверец морозильника, когда заметил, что они уже исчезли.
— Пожалуйста, — после паузы ответил я.
Осмала кивнул своему коллеге справа. Они явно обговорили всю свою хореографию заранее. Тот шагнул к морозильнику, распахнул дверцы. Осмала наклонился, чтобы посмотреть внутрь. По кухне пронеслась холодная волна.
Осмала кивнул второму коллеге. Тот подошел к нему. Осмала начал вынимать из морозильника продукты и передавать коллеге, который складывал их на металлический стол.
— Лучше бы им не оттаивать, — услышал я голос у себя за спиной.
Мы обернулись. Йоханна говорила очень серьезно. Ну разумеется. Она не знала, что я оставил на дне морозильника. Я бросил взгляд на Осмалу. Он держал в руках пакет с тридцатью замороженными бельгийскими булочками.
— Они могли быть использованы при совершении преступления, — сказал он, помахав перед Йоханной пакетом с булочками.
Ее его слова явно не убедили. Надо бы увести ее с кухни. То, что должно сейчас произойти, подумал я, это моя ответственность. И только моя.
— Можно ей вернуться в кафе? Посетители ждут, — сказал я Осмале. — Там уже очередь скопилась.
Осмала все еще взвешивал в руке булочки.
— Почему бы и нет? — наконец решил он.
Я посмотрел на Йоханну. Возможно, по выражению моего лица она поняла, что ей и правда лучше удалиться. Она бросила на морозильник еще один, почти оскорбленный, взгляд и ушла. Осмала и офицер продолжали опустошать морозильник. Я заметил, что второй офицер следил не за морозильником, а за мной — в отличие от морозильника у меня имелась пара ног. Офицер тихо переместился и встал между мной и кухонной дверью. Ничего удивительного.
Морозильник постепенно пустел. Вот на столе появились куриные крылышки. За пакетом с куриными крылышками лежал полный пакет круассанов, который я очень хорошо запомнил. Хотя нет, насчет круассанов я был не уверен, зато точно знал, что пакет, который в данный момент вынимал Осмала, — один из последних. Я оказался прав. Он остановился. По моим предположениям, сейчас он смотрел на слой пенопласта, что могло смутить его в лучшем случае на несколько секунд. Но он задержался в той же позе дольше, чем я ждал. Когда он наконец сдвинулся с места, на его лице читалось разочарование, как у человека, который надеялся найти нечто ценное, но не нашел. Он вытащил из морозильника еще один пакет куриных крылышек.
Я не знал, сколько таких пакетов появилось из морозильника — я не находил в себе сил их пересчитывать. Но их было много. Объем куриных крылышек, скопившихся на столе, более или менее соответствовал объему тела одного профессионального убийцы. Осмала нагнулся над морозильником. Его широкий торс исчез в его глубине. Я слышал, как он простукивает стенки и дно морозильника, проводя по ним пальцами. Судя по издаваемым звукам, он был недоволен. Анонимное письмо четко указывало именно на этот морозильник. Мне ли не знать — ведь это я его написал.
Через некоторое время Осмала выбрался из морозильника. Цвет его лица представлял собой нечто среднее между фиолетовой вишней и краснотой огнетушителя. Он болтался вниз головой добрых несколько минут при температуре минус двадцать градусов.
— Осмотрим другой, — сказал он.
— Пожалуйста. — Я не знал, что еще сказать — ему или себе. Что это не совпадает с моими вычислениями? Это было бы слишком мягкой формулировкой.