Я снабдил гроб последними достижениями техники. Мы – хозяева общей механики, я – инженер моего Брата, я могу воспроизвести средневековый костер, добавив к нему самые совершенные современные новинки, я могу также вспомнить античные традиции и перенести их в настоящее будущее, проживаемое человечеством. Я могу, например, в целях своей онтологической миссии инверсии-усиления пересмотреть очень древнюю казнь – зарывание в землю живым.
Когда тебя зарывают живым в землю, ты ничего не видишь.
Но он скоро увидит.
Он очень ясно увидит, где он находится.
А главное, он увидит себя самого там, где он находится.
Это будет его светом, это будет его видением снаружи: себя самого и земли, в которой он погребен.
Поскольку, в отличие от традиционных гробов, мой сделан из поликарбоната последнего поколения, он совершенно прозрачен и при этом прочен, как сталь.
Более того, он снабжен определенным количеством электронных реле, подсоединенных к экрану телевизора, установленного под дном ящика. Экран усилен системой оптического волокна, способной снимать в почти полной темноте.
Экран телевизора будет для него единственным источником света. Одновременно с этим он станет его собственным взглядом, устремленным на себя: на экране он не увидит ничего, кроме своего изображения.
Он будет своим собственным светом. Чего этот человек всегда и хотел.
Он сможет наблюдать за собой при свете своей собственной агонии.
Я – Мастер Ловушек, и эта, наверное, одна из самых успешных. Благодаря устройству «Ольга», я сумел сочленить смерть с альтернативой, основанной на раздвоении одного и того же активного принципа, бензина.
Здесь, в этом ящике, двойственность преодолевает еще одну квантовую орбиту, а вместе с ней и ужас. Например, ящик сделан из совершенно прозрачного материала, но эта прозрачность дает увидеть лишь неоспоримую реальность его нахождения под землей. Способ употребления убедит его в том, что он погребен на стандартной глубине в три метра.
Затем, здесь, в этом не-месте, нет того единственного жеста, предоставленного в ваше распоряжение и ведущего к двойственному выбору между смертью от того, что ты утонешь, или смертью от того, что ты сгоришь.
Здесь, в этой специфической ловушке, есть множество механизмов, и человек, являющийся центральным устройством машины, напротив, должен беспрерывно совершать некие действия для того, чтобы остаться в живых.
В то же время, беспрерывно действуя, он с каждым жестом будет немного приближаться к смерти.
Я представляю вам Томи Васри, нашу следующую центральную деталь. Вы увидите, как он все больше и больше станет походить на ящик, содержимым которого является.
Это ящик запишет в режиме реального времени его агонию, а главное, заснимет, как он будет наблюдать за самим собой умирающим, заснимет, как будет сниматься его собственная смерть, и он будет об этом знать.
Ну вот, экран в его ногах зажегся, распространяя достаточно света для того, чтобы он понял все и сразу.
По экрану движется инструкция по применению машины жизни/смерти, которую я придумал.
Потом появляется изображение: вид его тела, снятого снизу, занимает видеомонитор. Электронное зеркало, которое посылает ему картинку, одновременно излучает достаточно света для того, чтобы разобраться в деталях машины.
А в предназначении деталей машины ему разобраться стоит.
Свое изображение он в конце концов не захочет больше созерцать, но либо изображение, либо ничего. Либо оно, либо полная темнота.
Томи Васри – актер. Он приехал из Франции, где к нему пришел успех после сериала, в котором он играл шофера лимузина. В Канаде он оказался по одному из серии приглашений, разосланных кинофестивалем Монреаля и Торонто.
Он – не преступник, хотя не знаю, какой каре надо бы подвергнуть его фильмы, чтобы воздать им то, чего они действительно достойны. Нет, я вам повторяю опять, настоящие, серьезные преступники остаются для моего Брата.
Я же здесь предоставляю свои услуги подмастерьям, тем, кто хочет быть, тем, кто сумел сделать из своих преступлений и глупости не только социально приемлемый образ жизни, но и образец, которому жаждут подражать.
Они ведь поставили свою натуру рангом ниже, чем ранг обычных насекомых, запрограммированных как биологические роботы.
Раз насекомые являются биологическими роботами, то эти люди – механизированные животные. Они не лишены сознания, они сами решили от него избавиться, как от одноразовой салфетки, и по этой причине я должен обращаться с ними так, словно это настоящие механизмы, потому что именно таковыми они и стали задолго до того, как я занялся ими.
Они просто об этом не знают или отказываются сами себе в этом признаться.
Я здесь нахожусь для того, чтобы преподнести им необходимый урок. Не сомневайтесь в моем педагогическом таланте.