Фактор ограничения

— Что мне не дает покоя, — сказал он, — так это мысль о побудительной причине, стоящей за всеми загадками — о всепоглощающей, нерассуждающей тяге, о духе, который гонит расу с родной планеты на чужую и разрешает затратить века, чтобы превратить родную планету в сплошную машину. — Он обернулся к Скотту. — Ведь правда, нет никаких сомнений, — спросил он, это не что иное, как машина?

Скотт покачал головой:

— Не всю же ее мы видели, сам понимаешь. Для этого нужны годы, а мы не можем позволить себе швыряться годами. Однако мы почти уверены, что это единый машиномир, покрытый слоем механизмов высотой в двадцать миль.

— И к тому же бездействующих механизмов, — добавил Гриффит. Бездействующих, потому что их остановили. Жители этой планеты выключили все механизмы, изъяли все свои записи и все приборы, укатили и оставили пустую скорлупу. Точно так же, как покинули город на планете Четыре.

— Или же были отовсюду изгнаны, — уточнил Тэйлор.

— Нет, никто их не изгонял, — решительно заявил Гриффит. — Нигде во всей системе мы не нашли следов насилия. Никакого признака поспешности. Они не торопились, уложили все свое добро и не забыли ни единой мелочи. Ни одного ключа к тайне. Должны же где-то быть синьки чертежей. Нельзя построить и нельзя эксплуатировать такую махину без какого-нибудь подобия карты или плана. Где-то должны храниться записи — записи, где фиксировались результаты деятельности этого машиномира. Однако мы ведь их не нашли! Это потому, что их увезли при отъезде.

— Не везде же мы искали, — буркнул Тэйлор.

— Мы нашли помещения архивов, где, по законам логики, все это должно храниться, — возразил Гриффит, — но там не было никаких записей. Вообще ничего не было.

— А некоторые ящики, куда невозможно было заглянуть. Помните? Те, что мы нашли в первый же день на верхнем горизонте.

— Были тысячи других мест, куда можно заглянуть и где мы смотрели, отрезал Гриффит. — Однако мы не нашли орудий производства, не нашли ни единой записи и вообще ничего такого, что намекало бы на былое присутствие хоть чего-нибудь.

— Вот ящики наверху, на последнем горизонте, — заметил Тэйлор. — Ведь это место, если рассуждать логически, само собой напрашивается на поиски.

— Мы их встряхивали, — напомнил Гриффит, — все были пусты.

— Все, кроме одного, — настаивал Тэйлор.

— Я склонен верить в твою правоту, Дункан, — сказал Лоуренс. — Этот мир покинут, обобран и брошен на съедение ржавчине. По-настоящему нам следовало догадаться, как только мы обнаружили, что он беззащитен. Эти существа предусмотрели бы какие-то средства обороны — по всей вероятности, автоматические, — и если бы кто-нибудь не захотел нас впустить, мы бы никогда здесь и не очутились.

— Если бы мы оказались поблизости, когда этот мир функционировал, поддержал Гриффит, — нас бы разнесло вдребезги, прежде чем мы его увидели.

— Должно быть, это была великая раса, — задумчиво сказал Лоуренс. Одной лишь экономики такой планеты достаточно, чтобы любого бросило в дрожь. Чтобы создать такую планету, надо было много веков целиком затрачивать рабочую силу всей расы, а потом еще много веков надо было держать эту планету-машину на ходу. Это означает, что местное население тратило минимальное время на добывание пищи, на производство миллионов вещей, необходимых для жизни.

— Они упростили свой образ жизни и свои нужды, — сказал Кинг, — сведя их к самому необходимому. Одно уж это, само по себе, — знак величия.

— Притом же они были фанатики, — высказался Гриффит. — Не забывайте этого ни на миг. Работу, подобную этой, мог проделать лишь народ, одержимый всепоглощающей, слепой, однобокой целью.

— Но зачем? — спросил Лоуренс. — Зачем они выстроили эту штуковину?

Никто не ответил.

Гриффит тихонько хмыкнул.

— Даже ни одного предположения? — подзадорил он. — Ни одной осмысленной гипотезы?

Из тьмы, окутывающей крохотный кружок света от включенной плиты, медленно поднялся человек.

— У меня есть гипотеза, — признался он. — Вернее, мне кажется, я знаю, в чем дело.

— Послушаем Скотта, — громогласно объявил Лоуренс.

Математик покачал головой.

— Мне нужны доказательства. Иначе вы заподозрите, что я рехнулся.

— Доказательств не существует, — скептически заметил Лоуренс. — Нет доказательств чего бы то ни было.

— Я знаю место, где, возможно, есть доказательство — не утверждаю с уверенностью, но, может быть, и есть.

Все, кто сидел тесным кругом возле плиты, затаили дыхание.

— Помнишь тот ящик? — продолжал Скотт. — Тот самый, о котором только сейчас упомянул Тэйлор. Тот, где что-то гремело, когда мы его встряхивали. Тот, что мы не могли открыть.

— Мы по-прежнему не можем его открыть.

— Дайте мне инструменты, — предложил Скотт, — и я открою.

— Это уже было, — мрачно сказал Лоуренс. — Мы отличились бычьей силой и ловкостью, открывая ту злополучную дверь. Нельзя все время применять силу при решении нашей задачи. Здесь нужно нечто большее, чем сила. Здесь нужно понимание.

— По-моему, я знаю, что там гремело, — заявил Скотт.

Лоуренс промолчал.