— Своих подданных? — молодой граф усмехнулся. — Мэтр, вы знаете, что сейчас мертвых на острове в четыре раза больше, чем живых. И не каждый из них имеет хотя бы малейший талант, а вы говорите своих подданных. Вначале они сами готовы были сжечь отца на костре вместе со всем семейством. Чернь везде чернь. Мы справились с ними здесь, справимся и на континенте. Кстати, вы видели мою святую свору?
— Святую свору? — не понял вопроса Гастро.
— Моих псов, — граф вернулся к столу, и, взяв толстый кусок ветчины, жестом пригласил мэтра к краю веранды. Гастро встал, и, подойдя к мраморным перилам, увидел внизу другой внутренний дворик, по которому бесцельно бродили четыре человеческие фигуры.
— Вот она моя святая свора, — граф с довольной улыбкой показал рукой вниз. — Смотрите, тот старикашка с длиной бородой — епископ Магри, давний враг и хулитель моего отца, рядом с ним — кардинал Букье, собиравший святой поход на остров, а вон там мой любимец — аббат Годи, пес инквизиции, регулярно посылавший ассасинов к моему отцу. Отличная собака, это он сегодня загнал ту лису, чей хвост вы видели днем.
Граф весело рассмеялся.
Мэтр явно не разделял его веселости, но, не решаясь сказать что-либо против, стоял в замешательстве.
— Мэтр, я говорила вам о черном юморе моего брата, — подошла к ним графиня.
— Это не юмор, любезная сестра, я доберусь до каждого богослова, и поверьте мне, не буду ждать их естественной смерти, — молодой граф по дуге бросил кусок ветчины на каменный пол дворика, и к нему, злобно рыча, устремились зомби.
— Подумайте мэтр, — он повернулся к Гастро, вдоволь насмотревшись как его «псы» зубами вырывают ветчину друг у друга, — что вы расскажете о нашем острове, когда вернетесь.
— Я предпочту молчать, милорд, — Гастро поклонился. — Разрешите мне уйти.
Граф махнул рукой, отпуская его, а когда мэтр повернулся, громко ни к кому не обращаясь, произнес:
— Еще одна крыса-ханжа с континента.
Ночь была теплой и влажной, как обычно бывает в это время года на острове. Графу плохо спалось, давал о себе знать плотный ужин, он долго ворочался в своей постели и забылся легким сном ближе к полуночи.
Луна освещала спальню неровным бледным светом, когда на балконе появилась фигура в темном облегающем костюме. В одной руке поблескивал широкий короткий меч, а во второй был зажат мешок с чем-то тяжелым. Фигура подошла к постели графа, и, раскрыв мешок, высыпала груз на кровать. Четыре мертвых головы уставились на спящего бесцветными глазами. От толчков граф проснулся и в замешательстве взглянул на головы и фигуру с темным капюшоном.
— Кто ты? — тихо просипел он.
— Смерть, — успел услышать Грэгор Мамандизи, прежде чем его голова присоединилась к четырем другим. Ассасин медленно собирал свою добычу в мешок, когда позади него раздался легкий шорох шелкового платья. Мгновенный разворот и клинок, сохранивший следы крови молодого графа, остановился в миллиметре от шеи его сестры. Серые глаза Елены Мамандизи широко раскрылись, дыхание замерло. Ассасин убрал меч.
— Я не убиваю заказчиков, графиня, — резко помолодевшее лицо мэтра Гастро улыбнулось.
Широко раскрытые глаза графини превратились в узкие щелочки.
— Я не хотела… Не Грегора…
— Братство соблюдает букву договора. Граф Мамандизи мертв, договор исполнен.
— Пусть так. Отец, будь он проклят, даже из могилы портит мне жизнь. Зачем ты обезглавил зомби?
Ассасин встряхнул мешком, словно проверяя его вес.
— Патриархи семи церквей не поняли юмора вашего брата, а я люблю совмещать контракты, — он улыбнулся, и при свете луны его улыбка показалась зловещей. — Да, — добавил он, — я позволил себе взять маленький сувенир.
В больших глазах Елены отразилось беспокойство, затем страх, в один шаг она оказалась у обезглавленного тела брата. Фамильного перстня, который тот носил на безымянном пальце левой руки, не было. Она обернулась, успев заметить лишь легкую тень, исчезающую во мраке ночи.
— Нет!!! — вырвался из ее уст сдавленный крик.
Сумерки новой ночи опускались на город, когда шхуна, взяв на борт груз и одного пассажира, отошла от причальной стенки. Матросы поспешно поднимали паруса, стремясь скорее покинуть прибрежные воды острова. Пассажир — молодой мужчина, черноволосый с острыми чертами лица и глазами цвета светлого ореха, наблюдал за удалявшимся берегом.
— Грустно покидать дом? — поинтересовался подошедший капитан.
— Я не местный, — ответил он и когда капитан собирался отойти спросил. — Капитан у вас есть родные на Марламе?
— Нет, — ответил тот лаконично.
— Тогда, думаю, это был ваш последний рейс на остров.
В ответ капитан лишь покачал головой и отошел к матросам. Пассажир все также смотрел на удалявшиеся огни города и вертел пальцами большой перстень с тускневшим на глазах камнем. Ближайшая ночь должна стать последней для тысяч людей. Последняя воля старого графа Мамандизи будет исполнена. Такого страшного контракта у него еще никогда не было.
Филипп Липин
ТРИ СОЛНЕЧНЫХ ДНЯ
«Здравствуй, человек.
Надеюсь ты знаешь это наречие и сможешь прочитать мое письмо.