— Спасибо, что пришла, — сказала Хизер, когда Бекки уселась за маленький круглый столик напротив неё.
Лицо Бекки было мрачно.
— Я согласилась только потому, что ты сказала, что его не будет. — Не было сомнений в том, кого именно она имеет в виду.
Хизер надеялась на какой-то обмен любезностями, на какие-то новости о жизни дочери. Но, по-видимому, ничего такого не будет. Она мрачно кивнула и сказала:
— Нам нужно как-то решить проблему с твоим отцом.
— Если ты предлагаешь досудебное соглашение, то об этом я буду говорить в присутствии адвоката.
Хизер будто получила удар в лицо. Она глотнула воздуха, потом как-то сумела выдавить из себя слова:
— Никакого иска не будет.
— Я хочу этого не больше тебя, — сказала Бекки, немного смягчаясь. Ей никогда не удавалось изображать из себя крутую девчонку. — Но он разрушил мою жизнь.
— Ничего подобного.
— Я пришла не для того, чтобы слушать, как ты его защищаешь. Оправдывать такое не лучше, чем…
— Просто закрой рот, — повторила Хизер. — Ты ставишь себя в дурацкое положение. Закрой рот, пока не сказала того, о чём потом будешь жалеть.
— С меня хватит, — сказала Бекки и начала вставать.
— Я могу доказать, что твой отец тебя не растлевал, — сказала Хизер. — Я могу доказать это без тени сомнения, с любой степенью достоверности, какой ты пожелаешь.
У Бекки отвисла челюсть. Она потрясённо смотрела на мать.
Официант выбрал как раз этот момент, чтобы подойти.
— Здравствуйте, дамы. Могу я…
— Не сейчас, — резко ответила Хизер. Официант опешил, потом стремительно удалился.
Бекки моргнула.
— Я никогда не слышала, чтобы ты так разговаривала.
— Это потому что я сыта этой хренью по горло. — Бекки это поразило ещё больше; она никогда не слышала, чтобы мать ругалась. — Ни одна семья не должна проходить через такое. — Хизер сделала паузу, глубоко входнула. — Прости меня. Но мы должны положить этому конец — обязаны. Я не могу больше этого выносить, и твой отец тоже. Ты должна пойти со мной ко мне в офис.
— Что ты собираешься сделать? Загипнотизировать меня и убедить не верить в то, что я считаю правдой?
— Вовсе нет. — Она махнула официанту, и он несколько неуверенно приблизился. — Не заказывай много напитков, — сказала она дочери, — несколько часов у тебя не будет возможности сходить в туалет.
— Да что это вообще такое?
На лице Бекки, вошедшей в офис матери, отразилось выражение глубочайшего изумления. Хизер, глядя на неё, не смогла удержаться от улыбки.
— Это, дорогая моя, то, что центавряне пытались нас научить строить. Видишь маленткие плашки, из которых составлены большие панели? Каждая из них — это графическое представление одного из их посланий.
Бекки склонилась над конструктом, чтобы рассмотреть его поближе.
— Точно, — сказала она, распрямляясь и посмотрела на Хизер. — Мама, я знаю, что для тебя это было очень тяжело…
Хизер рассмеялась.
— Думаешь, я от переживаний поехала умом? Что я не смогла сообразить, как прочесть послания, и поэтому просто переставляла их и лепила из них фигурки?
— Ну-у… — сказала Бекки и махнула рукой в сторону конструкта, словно само его наличие всё прекрасно объясняло.
— Ничего подобного, милая. Это действительно то, что центавряне от нас хотели. Эта форма — развёрнутый гиперкуб.
— Что?
— Четырёхмерный эквивалент куба. Длинные части складываются так, что концы соприкасаются, и получается правильный многогранник в четырёх измерениях.
— И что конкретно таким образом достигается? — спросила Бекки с большим сомнением в голосе.
— Оно перебрасывает тебя в четырёхмерный мир. Позволяет тебе увидеть окружающую нас четырёхмерную реальность.
Бекки молчала.
— Так вот, — сказала Хизер, — всё, что тебе надо сделать — это залезть в него.
— Залезть
Хизер нахмурилась.
— Я знаю, что должна была сделать его чуть больше…
— То есть ты говоришь… ты говоришь, что это такая себе машина времени, и с её помощью — что? — можно отправиться в прошлое и увидеть, что делал папа?
— Время — это не четвёртое измерение, — объяснила Хизер. — Четвёртое измерение — это направление в пространстве, перпендикулярное трём остальным.
— О, — сказала Бекки.
— И хотя в трёхмерном пространстве мы выглядим отдельными организмами, на самом деле мы — части единой сущности, если смотреть из четырёхмерного.
— О чём ты говоришь?
— Я говорю о том, откуда я знаю — знаю доподлинно — что твой отец ничего с тобой не делал. И ты тоже это можешь узнать.
Бекки молчала.
— Послушай, всё, что сказала — правда. Скоро я объявлю об этом открытии официально… я так думаю. Но я бы хотела, чтобы ты узнала об этом первой, прежде всех остальных. Я хочу, чтобы ты заглянула внутрь разума другого человека.
— Ты имеешь в виду папу?