Факультет

Инна, несомненно, самый умный и литературно одаренный человек на нашем курсе. Где-нибудь в Штатах она могла бы сделать карьеру. В нашей стране ей остается разве что искать богатого мужа.

53.

В коне концов это должно было когда-то случиться!

«12 февраля (понед.) 1990 г. – в 8:30 – установочная конференция по педпрактике (аудитория 32) – Г.Б.»

Эта запись сделана в моем тогдашнем ежедневнике дрожащей рукой. Приехали, дождались, повадился кувшин по воду ходить, окончить моряку жизнь в пучине! Нас на шесть недель бросают в настоящую школу. Расстреляйте меня здесь же! Не мучьте так долго!

Галина Борисовна (Г.Б.) дает задания списком. Их количество способно сделать жеребца мерином. Мы расходимся по домам с пониманием того, что расплата наступила. Сколь веревочке не виться…

Я хожу в восьмую школу. У меня 7-А класс. Александр Эдуардович – это их классный руководитель. А предмет ведет у них Мара Георговна.

Привет, педпрактика, привет!

Мара Георговна берет семиклассников душевностью. А Александра Эдуардовича они не слушаются, пока он не рявкнет на них зычно. После рева семиклассники уважительно смотрят на классного руководителя, по их рядам проходит какой-то шелест, и они затихают на несколько минут.

Я сижу на Марином уроке. Тема: «Самостоятельные и служебные части речи». Мне нехорошо от предчувствий. Скоро, очень скоро – завтра! – придется и мне давать уроки… Пристрелите меня сейчас!

– Сережа у нас сложный мальчик, – говорит мне перед уроком Мара Георговна.

Я уже вижу, вижу я уже это, по морде его вижу!

Я задаю Сереже на уроке несколько вопросов, а когда все начинают делать в тетрадках сложное упражнение, вызываю его к доске. У него задание простенькое – как раз по его тупой головушке…

– Сережа у нас так хорошо сегодня работал на уроке, что я даю ему отдельное специальное задание, – заявляю я, подманивая Сержа кусочком мела к доске.

Душевность, прежде всего душевность!

Первый урок прошел. Яду мне, яду! Каникулы! Меня спасли каникулы. Они сократили практику на неделю, дав отдых от трудов и учеников.

Мы уходим из школы…

«23 марта (пятн.) 1990 г. – конец практики.»

Это написано в моем дневнике крупными буквами. И следующая запись:

«27 марта (вт.) 1990 г. – 1. спецкурс по лит-ре,

2. сов. лит-ра

3. совр. русск. язык»

Расписание занятий! Манна небесная. Поживем еще!

54.

– Судьба интеллигенции в революции в прозе 20-х годов. («Города и годы» Федина, «Севастополь» Малышкина, «Зависть» Олеши, «Белая гвардия» Булгакова.)

– Жанр антиутопии в прозе 20-х годов. («Мы» Замятина, «Чевенгур» Платонова, «Роковые яйца» Булгакова.)

– Философский роман 30-х годов. («Дорога на океан» Леонова, «Мастер и Маргарита» Булгакова.)

Вопросы по советской литературе… Как хорошо, что есть на свете Михаил Афанасьевич Булгаков! Если бы не он – половина из нас этот экзамен не сдала бы. Кто знает, чему там завидовал Олеша? И что за Малышкин такой написал «Севастополь»? Уж не наш Олежка ли? Да он, вроде, из Белоруссии…

55.

Бронетемкин «Поносец». Это гордое имя было выгравировано колюще-режущим предметом на парте в кабинете по медицине, куда нас загнали на лекцию по русскому языку. А первый курс приходил туда на отечественную историю…

56.

Чтобы знали вы, как тяжка и незавидна участь студентов филфака, я позволю привести здесь образец сессии (она была для нас летней на четвертом курсе). Снимите шляпы и плачьте, о волки!..

Да, истинные волки те, кто дает бедным студентам такую программу и такие нагрузки. На какие муки обрекают они неокрепшие юные души и тела. Сколько сил нужно потратить и нервов измотать, чтобы сдать все это, по возможности ничего не уча.

Километры «шпор» лентами лежат в карманах, килограммы «бомб» засунуты в сумки, передранные у товарок конспекты оттягивают руки до колен…Мы сдаем сессию:

экзамены:

1) зарубежная литература

2) методика русского языка

3) советская литература

4) современный русский язык

5) курсовая работа

зачеты:

1) спецкурс по литературе

2) этика и эстетика

3) педпрактика

4) советское право

И таких сессий у нас было десять! Мамы и папы, никогда не пускайте детей поступать на филфак!..

57.

– Минк Сноупс мучительно ищет подход к слову «они», которым он обозначает силы, приведшие его к трагедии. И в тюрьме он наконец смутно приходит к пониманию «их». «Они» – это богатые… Так все-таки что же хотел сказать финалом своего романа Уильям Фолкнер? – читаю я на зачетном коллоквиуме по зарубежной литературе.

Сюда допущены только лучшие. Те, кому Ендовицкая позволила подготовить доклады по анализу идейно-художественных особенностей романа «Особняк». Мне достался смысл финала романа. Вот я и надрываюсь над этим смыслом.

Нам, прошедшим этот коллоквиум, сдавать экзамен не нужно: Ендовицкая поставит нам «автоматы».

Солнечный вечер самого начала лета. Мы сидим кружком за несколькими составленными вместе партами, по очереди говорим о литературе и понимаем друг друга с полуслова. Нам интересно. Так, наверное, и должно быть на каждом коллоквиуме. Почему же мы дошли до этой гармонии только на самом последнем из них?