Факультет любви

– Параноик с депрессивным расстройством, сублимировал свою судьбу в одном герое- сумасшедшем старике, которым почему-то все восхищаются. Но Нобелевскую премию отрицать не возможно, талант – явный признак пограничного состояния психики. А застрелился он кстати, – я перестал кричать, глядя как её глаза наполняются слезами. – Второго июля. Когда ты привязала красный флаг на крыше… к антене…

Она хлестнула меня по щеке.

– Не сметь так говорить про Хэмингуэя!

Она слезла с подоконника и, всхлипывая, пошла к себе.

– А твой… а твой… Есенин… бабник… и… изменьщик… как и Чехов, – и вытирая слёзы, убежала в свою комнату.

Я пришел к себе в комнату, у нас были гости – Лёха на раздеванье играл с рыжей толстой подружкой Люды, которая как-то перегородила мне дверь. Её звали Ира и она пришла с длинной Светой. Та играла в баскетбол и была под два метра ростом. Ира была уже в одном нижнем белье, а Лёха одних штанах, но уже без рубашки. Он играл стоя, всё время дрыгал ногой и нервно закусывал губу. Света, перевесившись через спинку кровати без интереса наблюдала. Тут Ирка кинула карты на кровать.

– Опа! –у неё были одни тузы и короли.

Она ловко сдернула с него штаны вместе с трусами.

– Фууууу! – сморщившись сказала она, глядя на низ Лёхиного живота.

– Ээээээ! – закричал Лёха, хватая штаны одной рукой, мы заржали всей комнатой.

– Да стой ты! – крикнула на него Ирка, и толкнула его кулаком в живот.

– Ты чего… – просипел Лёха.

– Стой, не дёргайся! – Ира что-то подергала у Лёхи и погладила руками. – Светк! Ну как?

Света посмотрела оценивающе на Лёхино достоинство и сморщилась.

– Не, я бы не взяла.

– Это потому что длиннющая как шлагбаум, и тебе надо..– Ирка ударила себе по сгибу локтя, затем притянула Лёху за уши к себе и что-то долго шептала ему на ухо.

Потом дала ему под дых, пригрозив кулаком, Лёха тяжело задышал и у него полезли глаза на лоб.

– Штаны надень, кавалер! – и она со Светкой ушла, не одеваясь.

Мы немного пошутили над Лёхой, потом он, скрывая улыбку, взял полотенце и ушел в душ. Я взял так и недочитанного Джека Лондона и лёг. Через пятнадцать минут наша дверь была открыта с ноги той же Ирой, как дверь не слетела с петель даже не знаю. Дыша исключительно через ноздри, как бык, Ирка медленно подошла ко мне, все парни привстали, следя за развитием. Светка встала в дверном проеме, она была почти под косяк ростом. Ирка одним ударом выбила у меня книгу из рук, та перелетев комнату, упала в противоположном углу. Она так зло смотрела на меня, что я почувствовал ожог на лице.

– Тааааак! – она как можно больше добавляла металла в голос. – Тааааак! Таааак! Ты зачем девочку обидел? Бригадир! Мать-перемать!

Она обматерила меня для начала всеми словами что знала, и приступила, видимо к основной части.

– Ты! Морда! Как так? Лежит и плачет наша красавица! Ты в курсе, что Хемингуэй у неё в комнате висит? – парни хохотнули, она осеклась, нерв напряжения был испорчен. – В смысле портрет! Дебилы! С бородой! Да не дебилы с бородой, а портрет с бородой!

Всё! Все ржали. Стальной прут, так жестко начинавший в меня вонзаться рассыпалсяв пыль от коррозии уточнений. Но Ирка всё ещё пыталась меня хватать за воротник и махать перед носом кулаком, брызгая слюной прямо в лицо.

– Выйдите все, – услышал я знакомый голос. – Пожалуйста.

Все повернулись к двери, там стояла Люда в красном коротком платье.

– Так! – первая сообразила Ира. – Дай-ка мне карты, я вам погадаю!На любовь! Пошли!

Серый собрал карты, подмигнул мне и все пошли в коридор, хорошие всё-таки у Люды подружки.Она стояла около косяка и смотрела на меня, улыбаясь, но со слезами…

– Ты мне прости этот детский каприз…

Весь трогательный момент испортил Лёха – он заперся в комнату с полотенцем на поясе и на мокрой голове, но через секунду был безжалостно вытащен за шею обратно в коридор Иркой.

– Что такое? Что такое? – запищал он в полотенце.

– Что-что? Мириться будут…

Через три дня как ни в чём не бывало, мы опять сидели на подоконнике и спорили друг с другом до хрипоты. На верху играла музыка, была дискотека под заезжанный «Романтик». Народ ходил мимо нас, удивленно вскидывая брови.

– Да Вася Кандинский – гений! – кричал я, чуть привстав. – Великолепная геометрия и ничего лишнего! А сколько знаков! Символов и фактуры!

– Малевич! Только Малевич с его глубиной взгляда в бесконечность! – не уступала Люда.

– Нет у него бесконечности! А есть черная фигура с непараллельными сторонами!

– Извини! Но это гениальный «Квадрат»! – кричала Люда

– Что?! – я взвинтился. – Гениальный? Может ты просто не видела малых голландцев?

– Да твоими малыми голландцами только дырки на обоях закрывать! – уже орала она на меня. – Ренессанс! Вот это – эпоха!

Мы оба взмокли, она вытерла пот со лба, я – слюни с усов.

– Как же вы орёте, когда прёте друг друга? – рядом стояла Ирка, она была пьяна, с бутербродом в руке и слушала нас, мы не даже не заметили, как она подошла. – Я ничего не поняла, но если бы мне Лёха хотя бы половину этого рассказывал, я бы ему…. – она мечтательно зажмурилась и откусила бутерброд.