Факультет ненужных вещей

Лицом он был хотя и темен, но чист, брил щеки и носил усы. А нос был как у всех пьющих стариков – сизый и с прожилками.

Она поначалу пыталась его разговорить, но отвечал он односложно, натужно, иногда угодливо смеялся, и она, поняв, что толку не будет, перешла на анкету. Тут уж пошло как по маслу. Старик на все вопросы отвечал точно и подробно.

Кончив писать, она отложила немецкую самописку с золотым пером и спросила Середу, как к нему обращался Зыбин. Старик не понял. Она объяснила: ну по имени, по имени-отчеству, по фамилии – как?

– Дед! – твердо отрезал старик. – Он меня дедом звал.

Она покачала головой.

– Что же это он вас в старики-то сразу записал? Ведь вы же еще совсем не старый.

Он слегка развел большими пальцами рук.

– Звал.

– А вы его как?

Старик опять не понял. Она объяснила: ну как он к нему обращался – по имени, отчеству, фамилии, – как?

– А я его, конечно, больше по имени, ну иногда по отчеству, а если при чужих людях, то, конечно, только товарищ, товарищ Зыбин.

– Значит, вы были в довольно-таки близких отношениях, так? Ну и какое он производил на вас впечатление? – Старик поднес платок к лицу и стал тереть подбородок. – Ну, резкий он, грубый или, наоборот, вежливый, обходительный, как говорится, народный?

Старик отнял платок от лица.

– Я ничего от него плохого не видел.

– А другие?

– Про других не знаю.

– Ну как же так? Ведь вот он вас «дед», вы его по отчеству, значит, были в приятельских отношениях. Так как же не знали-то?

– Хм! – усмехнулся старик. – Какое же у нас может быть приятельство? Он сотрудник, ученый человек, а я столяр, мужик, вот фамилию еле могу накорябать – так какое же такое приятельство? Он мне во внуки годится.

– Ну и что из этого?

– Как что из этого? Очень даже многое из этого. У него и мысли-то, когда он отдыхает, все не такие, как у меня.

– А какие же?

– Да такие! Пустячные! Познакомиться, встретиться там с какой-нибудь, конпанией куда-нибудь смотаться, патефон еще забрать, пластинки добыть – вот что у него на уме... Какое же тут приятельство? Удивляюсь!

– А вы, значит, во-всем этом не участвовали?

– Да в чем я мог участвовать? В чем? В каких его конпаниях? Вон где вся моя конпания – на кладбище!

– Ну какие же страсти вы говорите! – рассмеялась она. – Вы совсем еще молодец! Мой дед в восемьдесят на двадцатилетней женился. – Старик молчал и рассматривал бурый ноготь на большом пальце. – Ну а выпить-то вы с ним выпивали?

– Было, – ответил дед.

– Было! И часто?

– Счета я, конечно, не вел, но если подносил, как я мог отказаться?

– Ну да, да, конечно, не могли. Так вот, пили и говорили? Так?

Дед подумал и ответил:

– Ну не молчали.

– О чем же говорили-то?

– О разном.

– Ну а например?

– Ну вот, например: в этом году яблок будет много – они через год хорошо родятся. Надо посылку собрать. Ты мне, дед, ящики с дырками сбей, чтоб яблоки дышали. Или: что это у нас перед музеем роют – неужели опять хотят фонтан строить? Или: я кумыс никак не уважаю, у меня от него живот крутит. Ну вот! – Дед улыбнулся.

– Ну а о себе он вам что-нибудь рассказывал? Как он раньше жил, почему сюда приехал? Долго ли тут еще будет?

– Нет, этого он не любил. Он все больше шутейно говорил! Смеялся.

– Над чем же, дедушка?

Дед посидел, подумал, а потом мрачно отрезал:

– Над властью не надсмеивался.

– А над чем же?

– Над разным. Вот массовичку нашу не любил, над ней надсмеивался.

– А еще над кем?

– Ну над кем? Мне тогда это было без внимания. Ну вот секретарша главная в научной библиотеке была. Что-то они там не поладили. На нее он здорово серчал.

– За то, что не поладили?

– Нет, за падчерицу.

Она подвинула к себе протокол.

– А что с ней? Он что-нибудь там...

– Нет, – дед резко крутанул головой. – Отца ее, врача, забрали, а секретарша все вещи его попрятала, а дочку перестала кормить: «Ты мне не дочь и иди куда хочешь». Так она по людям ходила ночевать. Вот ее он очень жалковал. Меня спрашивал, может, ее к нам в сменные билетерши взять? Я говорю: «Поговори с директором». – «Поговорю». Вот не успел.

Старик замолк и стал снова рассматривать большой палец.

– Что, болит? – спросила она участливо.

– Да вот молотком по нему траханул. Сойдет теперь ноготь.

Помолчали.

– Жалко вам его?

Он поднял голову и посмотрел на нее.

– Ничего мне не жалко! Что мне, сват он, брат, что ли? Всех не пережалеешь, – сказал он досадливо.

– Ну хорошо, – сказала она, – а вот золото у вас пропало. – Старик молчал. – Да ведь как пропало-то? Прямо из музея утекло. Что ж он так недоглядел? Это как, по-вашему? Его вина?

– Не было его вины. Он тогда в горах сидел. Мы его туда извещать ездили. А был бы он – он бы этих артистов с первого взгляда понял.

– А что же ему понимать? Он же их хорошо знал, – она как будто удивленно посмотрела на старика. – Ну что ж вы, дедушка, говорите? Он же отлично их знал! Отлично! Нет уж, тут не надо вам...

Старик молчал.

– И он же вам сам говорил, что их знает? – Старик молчал. – Ну, говорил же?

– Никак нет, – отвечал старик твердо. – Этого не говорил.