Факультет патологии

— Хочешь, чтобы я уехала, — вдруг очень ясно спрашивает, — может, я неправильно сделала, что приехала. У тебя свои планы, я мешаю им.

— Конечно, — моментально подстраиваюсь я, — тебе лучше уехать.

Она молча, ни слова не говоря, поворачивается, делает красивые шаги (неужели отрепетированно, думаю я, нет, это природная грация), и почему мне всегда плохо думать надо, берет сумку, подходит и открывает дверь подъезда.

— Наташ, а уезжать в другую сторону, — говорю я, и мы вместе смеемся. Господи, какая же она умница, бесподобная. Но тайна эта умрет во мне. Женщина — тонкий инструмент, воспитания требует — настройки. Так что не пропусти мгновения, настройщик! (Глупые размышления, кстати. Вам не кажется? Но все в жизни глупо.)

— Только тише, — уже в подъезде говорю я, — сначала один войду, потом тебя заведу.

— Твоих соседей нет, они уехали в Подольск на два дня, к родственникам.

— Ты уже и моих соседей знаешь?!

— Конечно, если я приходила и поднималась три раза.

В душе у меня сладко, звонко отдается.

— А когда они выходили полчаса назад, то просили передать.

— Что же он тебя не впустил, дебил? — Сосед у меня кретин низкорослого типа, бывший боксер.

— Говорит, что я не знакомая ему и к тебе много тут всяких ходит… А всех пускать невозможно, он не может.

— Наташ, ты меня на этом не лови, ты меня на этом не поймаешь. Я же знаю, что сюда ко мне ни одна не пришла, у нас с ним договор, перед тем 303 как я въезжал, был. Ни одной женщины.

— А я как же? — Она смеется.

— Ты другое дело, — говорю я. — Ты — недоговоренная была…

Я помогаю ей раздеться, снимая ее плащ.

— Какой ты галантный, я даже не знала. — Искорки бегают в глазах.

— Это случайно, право, не обращай внимания. Я исправлюсь, обещаю.

— А, это другое дело. А то уж я подумала, что ошиблась, и тебя не узнала…

— То ли еще узнаешь, со мной пообщаешься, — шучу я, сваливая булки на стол.

— Что же я узнаю то? — Ее лицо близко у моего лица.

— Ну…

— Помолчи. Я весь день хочу тебя…

Мы на что-то опускаемся. Я не разбираю, на что…

Кушаем мы, конечно, потом. Но это было прекрасно.

— Кто тебя научил так бесподобно готовить?

— Нравится?

— Очень вкусно.

— Мама, она большая мастерица. Отец только ее кухню признавал, никогда в доме никому из поваров не давала готовить, эта привилегия была в ее руках.

— Как ты о них узнаешь? Или справляешься? Она вдруг грустнеет, и голос ее поникает мгновенно.

— Почему ты спросил? Я не думала, что ты помнишь.

— У меня память уникальная. Ответь.

— Ты первый, кто за все время спросил… Через тетю, она письма присылает, и мы перезваниваемся. По-моему, я уверена, и они все через нее узнают. Я всегда ей много рассказываю, чтобы больше знала.

— Ты… любишь их?

— Конечно. Это единственное, что есть в мире у меня.

Я не удержался, я вообще несдержанный.

— А… — Я не назвал, запнулся.

Она не сделала никакого вида и никак не отреагировала. Хотя я знал, что она девочка умная.

— Я хочу с тобой выпить. Привезла маленькую бутылочку грузинского вина, пожалуйста, оно очень вкусное.

И тут же вынула ее из пакета, как из волшебного.

— Как называется?

— «Хванчкара». Ты никогда не пил?

— Нет, я жил в другом месте, и там пили другие вина, а чаще лимонный спирт, или «лимонная водка», 60 градусов, которую производил мой дядя. Он был начальником цеха безалкогольных напитков. А этот спирт выпускал для себя и друзей.

— Это очень старое вино, ему двадцать лет, оно из особого подвала.

— А какую это играет роль? Чем старее, тем хуже?

— Нет, — она мягко улыбается, — наоборот, — вино тем вкуснее, букет его тем сочнее и терпче, чем старее оно. Видишь, наконец, я знаю что-то, чего не знаешь ты.

Мне это льстит.

— Я еще не знаю кое-что.

— Спроси. — Она наливает вино в свои тонкие стаканы, из пакета, у меня ужасные были, граненые.

— Чем от тебя пахнет?

— Это «Диор», моя любимая фирма.

— Я не слышал, кажется.

— Вот видишь, еще одно. Хотя это не важно. Но про «Шанель» ты слышал?

— Да, ею пользовалась Нат… — Я осекаюсь.

— Это то же самое, — говорит она, не обращая внимания, — только мне «Диор» больше нравится.

— Это переводится как-то?

— Нет, это имя основателя и создателя этой парфюмерно-косметической фирмы — «Кристиан Диор».

— Ну, давай выпьем. — Она прозрачным взглядом смотрит на меня. Но я-то понимаю, что она слышала.

— А почему ты принесла даже свои стаканы? Мои тебя не устраивают? Они разбиться же могли.

— Не потому. Хорошее вино нужно пить из тонкого стакана, чтобы его влага прозрачными рубинами переливалась и сверкала, иначе вкус и ощущение, восприятие будут не те. Есть такая поговорка даже: «Тонкое вино надо пить из тонкого стакана».

— О, да ты глубокий знаток!

Она улыбается, и рука ее поднимается.

— Са-ша, — (говорит она по слогам), — я хочу, чтобы…

Я поднимаю быстро свой стакан: вино сверкает, оно и вправду красиво переливается.

— …ты был у меня… всегда.

Я перестаю играть (постоянно) и наклоняюсь, целуя ее:

— Ты мне нравишься. Спасибо.

— Я буду без ума, если это будет так…

— Что? — не понимаю я.

— Всё, — не отвечая, отвечает она.

Так я и не понимаю, то ли то, что она мне нравится, то ли чтобы я был с ней всегда.