Факультет патологии

– Хорошо, я постараюсь в два раза, но не торгуйся только, нет времени у меня. А где я тебе нос возьму целый потом, у себя?!

Но мне нужно поторговаться, иначе не соглашусь на это добровольно, я не решусь.

Она берется за мое лицо, и мне себя уже дико жалко и больно, и страшно мне к тому же. Будь оно все проклято! Медсестра, как будто в любовном акте, хватается за мою голову и наваливается на плечи.

– Руки, – говорю я, едва не вскакивая.

– Отпустите, – произносит Злата Александровна. И ведет пальцы к моим глазам, ниже глаз, там, где нос находится у меня. Я веду их инстинктивно в сторону.

– Не бойся, малыш, я ничего не делаю, только пощупаю его месторасположение…

Я ей даю себя уговорить. Я понимаю все, что сейчас будет, хотя бы по ее напрягшимся губам. Я даю ей себя уговорить…

И вдруг она давит, давит, и что-то хрустит, хрустит, и дикая, как одичавшая боль вышвыривает меня из сознания.

Я прихожу в себя от мерзкого запаха нашатыря.

– Уберите, – говорю я и отодвигаю руку медсестры. – И что за манера совать все в нос, в лицо? И что вам всем от моего носа надо?

– Умничка, вот и пришел в себя, – улыбается Злата Александровна. – Давай, ругай ее, ругай меня, кляни нас, только потерпи, еще немного осталось.

Я уже не сопротивляюсь, у меня нет сил, голова ничего уже не соображает. Она все равно не слезет с меня. Пока не доделает, я знаю.

– Ну, проверим, как там всё. – Она опять тянет эти хищные, цепкие, сильные руки и останавливается на лице у меня.

Господи, думаю я, дай мне силы не умереть до конца, пережить эту боль, и я поверю, что ты есть в мире, или на небе, или еще где-то, где угодно, только избавь меня от этих мук. И от этого – я поверю в тебя!

Она опять примеривается, и тысячи игл вонзаются мне в нос, раздается треск и хруст, которого я не слышал никогда, и он отдается у меня во всем теле каждого нервного окончания. Я чудом не теряю сознания, походив где-то на грани его, и только голова моя от этого иголочного шока отбрасывается назад, ее ловит медсестра.

– Вот и все, вправила, – говорит радостно Злата Александровна, – пустяки какие-то, любой вытерпеть мог, велика беда. Принесите ему компота, Зоенька, подкрепиться. – Медсестра уходит. – Так, верни свою голову обратно, я только гляну, как получилось и хорошо ли стало.

Но меня на эти дела не купишь, я из врачебной семьи тоже.

Я поднимаю руку.

– Не-а. Все. Даже если он трижды кривой будет, к нему больше никто не прикоснется. Во всем мире! Мне это даром не надо, я думал, рехнусь от боли, точно.

– Саша, все уже, я тебе клянусь.

– Не надо. Злата Александровна, больше ничего не надо, ни вправлять, ни выбивать, ни ломать. Больше никого к себе не подпущу, даже если вся больница соберется.

Она видит, что это так.

Медсестра Зоя приносит компот. В стакане. Злата Александровна берет его.

– На, попей.

– Ничего не хочу, пустите меня.

– Ну, хорошо, возьми компот и прислони его ко рту, а я только потрогаю, а ты со стаканом, ты же понимаешь, что я ничего не буду делать. Я же не ненормальная, чтобы тебя и себя компотом обрызгивать.

– Неужели вы думаете, что я на это поймаюсь, Злата Александровна?

– Но я только посмотрю, как стало.

– Как встало, так пускай и стоит, – говорю я. Она смеется.

– Ну, быстренько, Саш, ты же умный мальчик, я о твоем носе пекусь, а не о своем.

Я соглашаюсь, но не с компотом, конечно, а что я беру ее за руки и держу их, пока она ощупает. Это я так обычно с мамиными стоматологами делал, держал их за кисть, пока они лечили меня. Иначе не соглашался.

Я беру ее за руки. Она опять подносит их. В этот раз, и правда, не делает ничего. Она давит, ощупывает, мнет легко и удовлетворенно кивает.

– Вставай, трус несчастный, не мог потерпеть до конца.

– Все?! – не верю я.

– А ты что думал, я с тобой до утра возиться буду и твоим носом, у меня своих дел полно.

– Ой, Злата Александровна, – я чуть не прыгаю на месте, – я вам так благодарен, спасибо огромное.

– То-то же. Пожалуйста.

– Феноменально, Злата Александровна, – говорит медсестра, – так сделано.

– Ему же не нравится, ох уж эти мне докторские дети, все им не так.

Я целую ее щеку и благодарю миллион раз.

– Подожди, не радуйся. Зоя, в рентген его сейчас же, посмотрим, как на снимке – вправился.

Я поворачиваюсь:

– Зоечка, спасибо большое, не обижайтесь, боль дикая. – Я целую ее руку, но вдруг капает красная капелька, она затыкает ватой мне ноздрю сразу.

– Да что вы, я понимаю, это естественно. – Она с удивлением смотрит на меня. Может, ей никто рук не целовал…

Они выводят меня. Тетя Лиля ожидает, куря и ходя взад-вперед.

– Ну, как. – Она бросается к нам. Зоя ведет меня мимо.

– Я сейчас догоню, Зоечка.

И вдруг я слышу за спиной тихо:

– Лиля, я тебе скажу, не каждый бы мужик такое выдержал.

Это мне приятно. А то было стыдно, что я себя вел… как женщина.

Рентген говорит, что все в порядке, встало на место и косточка будет срастаться. Мне даже стало легче дышать. А как до этого дышалось? Я не могу вспомнить. Моего доктора уже нет, она ушла со снимками.

– Теперь ко мне, Саша, губа, – говорит тетя Лиля.