Факультет патологии

– Я тебе расскажу, как я Ирку ломал, в первый раз, когда она девушкой была. Как сейчас помню в знаменательный день седьмого ноября, у Машки Курковой на квартире было: два соседних дома и половина этого сбежалось.

– А кто такая «Машка Куркова», это кличка?

– О, это особая история, – вставляет Боб, успокаиваясь от смеха.

– Фарцовщица, – говорит Юстинов, – с Иркой в одном доме живет, выше на два этажа. Она меня с ней и спарила, сука. Так бы я на Ирку ни за что не забрался. Да, Ир?

– Да, Андрюшенька. – Ирка сияет.

Мне это непонятно. Но больше не удивляет. Познавать мир надо таким, каким он есть, как учили древние философы, – изучая. Вот я и познаю.

– Ладно, пошли отсюда, – говорит Юстинов, – все равно никто учиться не пойдет.

Еще одна лекция, но учиться никто, естественно, не думает: до сессии еще целая неделя и плюс восемь дней для зачетов, не то десять, кто знает, кого это волнует – учиться.

Мы выходим из института на улицу. После всех этих разговоров и душной прокуренной лестницы на улице прекрасно.

Говорю вам, это был еще тот курсик. И я на нем стал еще тем…

Они зовут меня с собой, но я не могу, так как у меня свидание. И приятная девушка, новая. После Натальи я не мог ни на кого смотреть полгода, теперь вроде опять возвращаюсь к жизни.

Стал знакомиться на улицах, а это верный показатель, что оживаю. Признак жизни, устремления.

Мы прощаемся. Они едут пьянствовать и разговаривать. Ирка, в виде исключения, прощена. И едет с ними тоже. Она игриво улыбается мне.

В субботу вечером я развлекся с этой девочкой.

Воскресенье я провел в лоне моей семьи и не развлекся. Что такое моя семья (потом я когда-нибудь напишу трактат, как я с ней боролся) – это мама, папа и я. Оба врачи, кроме меня. Что такое мой папа – это зудящая постоянно и безостановочно машина о: каким я должен становиться, стать, как вести себя и где что уместно, а где сверх уместного, и это должен понимать я, как причесываться и во что одеваться, что я должен делать и чего не должен, что надо и чего не надо – короче, о тысяче вещей, которые составляют основоположные черты программы: «Как стать человеком», которую претворяет в жизнь мой папа. На примере моего воспитания. Даже как в туалет должен ходить я, и то он поучает меня. Например, я не должен забрызгивать во время мочеиспускания, а должен поднимать крышку, на которую садятся попами, так как на ней брызги остаются.

Но если б только это!.. Я не имею в виду одни физиологические процессы. Под словом «это».

Мама, та проще, она хочет, чтобы я только любил ее и хорошо к ней относился. Зато отец достает меня с утра до вечера, целыми днями, когда только видит. И как он не устал, как ему не надоело, одни нравоучения – ужас, – мне это непонятно.

Ночь от его зужений я сплю плохо, хотя он и желает мне счастья.

В понедельник ровно в двенадцать часов я появился на стадионе с радостным чувством, что скоро все кончится. Однако не так скоро зачеты ставятся, как о них договариваются.

Мы поздоровались с Пенисом, и я, не теряя времени и не медля (от слова: не промедляя), сразу достал зачетку.

– Что такое, Саш? – спросил он, не понимая.

– Как что, Борис Наумович, – зачет, – пояснил я. Всегда поясняя, когда кто-то что-то, рядом со мной, не понимает.

– А почему вдруг такая спешка, еще одна неделя до зачета, тебе еще тысячу сдавать надо?

– Вы же сказали, что другие требования будут.

– Но я ведь не сказал, что тебе бежать не придется или ядро толкать не надо. (О, коварная жизнь! Прямо из Шекспира…) – Да вы что, Борис Наумович, какое ядро?! Я под ним лягу и не встану, а вы хотите, чтобы я вам еще команду сильную создал, и не просто команду, а чемпиона. Чем же я играть тогда буду, если у меня рук не будет. Или тела не останется? Ядро же ведь это не шутка: в старину им пуляли – убивали. Так вы мне жизни желаете, да?

Я начал заводиться. Он меня удивлял и поражал просто!

– Ну хорошо, хорошо, зачет я тебе поставлю. О Господи! Я ведь его на пушку брал, не думал, что он так легко сдастся.

– Только смотри, чтобы ты не подвел меня и с первого сентября стал сразу, немедленно и кропотливо, создавать команду.

– Со второго, Борис Наумович?

– Почему?

– Ну, хотя бы потому, что ни один нормальный человек не принесет с собой спортивную форму первого сентября. Даже не зная, что такая секция существует.

– Ох, филологи, – он улыбнулся, – язык у вас подвешен, покойника уговорите.

Очень лестный комплимент, подумал я. -…Но я вам желаю долгой жизни, Борис Наумович, – сказал я, – я не вы, который желает мне смерти от ядра.

А он о своем:

– Так вот, Саш, я образно сказал, что с первого сентября. – (А я и не знал, что у них образы имеются, в физкультуре, я думал, одни фигуры…) – Но я знаю, что ты думаешь (интересно: телепат, наверное…), что сейчас получу зачет, пройдет три месяца, все забудется, физ-ра будет не нужна и так далее.

Он и вправду телепат, кажется…

Но я никогда не скрываю и говорю:

– Вы, как телепат, Борис Наумович.

– Я тебе ставлю зачет и доверяю. – (Спасибо.) – К тому же физкультура, судя по всему, вводится у вас на третьем курсе и будет в течение всего года…