– Видишь ли, Ира, я думаю здесь не совсем то место, где мне надо класть руки куда бы то ни было – на тебя. Как тебе кажется?
– А какая разница? – наивно спросила она. – Все равно все на лекции и никому отсюда не видно.
Только это и была разница…
– Ты считаешь, это единственная причина? Я себе напоминал старого занудного старика.
– А еще какая? – Она смотрела на меня расширенными глазами и очень наивно.
Я засмеялся, не выдержав:
– Ир, перестань, ты же умная, наверно, девочка.
– Ну, могу же я хоть раз обольстить мужчину. Тем более пока его нет.
– Кого его? – не понял я.
– Юстинова, он считает, что это невозможно.
– А при чем здесь он?
– Как при чем, мы с ним встречаемся, ты разве не знал? -?
– Я живу с ним ровно с седьмого ноября, праздника, прошлого года.
Вот тебе и нежная, мотыльковая – изящно наивная девочка.
– Как это? – наверное, все-таки глупо спросил я.
– Очень просто, – ответила она. – Он в меня вставляет и вынимает; когда слезает. А я после этого уже три аборта сделала.
– Почему же ты не предохраняешься?
– Сначала я не знала, я ведь маленькая девочка, наивная была, потом таблеток достать не могла, а Юстинов говорил, что ничего страшного, не умрешь, еще аборт сделаешь – все бабы рождены для этого. Это правда, Саш?
– Как тебе сказать… – Мне стало почему-то ее жалко.
– Ты к своим девочкам тоже так относишься?
– Нет, они никогда не делали абортов от меня, я их предохраняю.
– А откуда ты знаешь как, я не могла ни узнать, ни понять, ведь у нас же никакой литературы нет. Все запрещено и запретно.
И правда, ужас, подумал я, кого волнуют женщины в этом государстве.
– У меня родители врачи, и все братья, и тети, и дяди, кроме меня. Да и читал я много в медицинских книгах у отца, интересно было. Вообще, гинекология когда-то моим коньком была.
– Вот, поэтому я и хотела с тобой… я правильно чувствовала. А ты мне расскажешь что-нибудь, научишь?
– Конечно. Мне тебя жалко, так нельзя. – И подумал – три «чистки» в ее возрасте.
– Это что. Когда я второй аборт делала, он бил меня ногами в живот и орал, чтобы я убиралась и не мешала, – ему надоела моя тошнота. Правда, деньги на врача дал.
– Почему же ты с ним встречаешься до сих пор?
– Не знаю, в нем что-то есть, да и вместе учимся. Ты же не хочешь со мной встречаться?
Мне было это не понятно. Что Боб, что она. Я пошутил:
– У тебя уже есть любимый.
– Да какой он любимый, так просто, никого другого больше нет…
Она затянулась, и что-то взрослое глянуло в ней, совсем не юное и не нежное, и мне почему-то показалось – воздастся ему и очень сильно. (Но даже я не представлял, как и – насколько. Тогда.) Прозвенел звонок, кончилась первая половина. Лекции обычно шли в две половины и с одним перерывом между ними. Называли их парами, и в день было по три пары, и в каждой паре я уже сказал, что было. Лекции (были еще и семинарские занятия) вели обычно профессора или доценты, иным не разрешалось. Многие из них написали книги и учебники, по которым мы учились либо частично занимались, изучая. Господи, какая тоска, и как можно вообще учебники писать – от них же серой, беспросветной, безнадежно убитой (в молодости) жизнью пахнет.
К Ире впорхнули ее подружки, и она сразу стала меня с ними знакомить, представляя:
– Вот, новый мальчик, будет с нами учиться. К нам подошла одна приятная девочка в голубом платье и представилась:
– Лиля Уланова.
Я назвал себя, и Ирка сразу затараторила:
– Лилька, представляешь, у него родители врачи, и он все знает о противозачаточных средствах. И всех гинекологических делах – сейчас он нам расскажет, обязательно (и она мечтательно закатила глаза)!
Я обалдел. «Лилька» присела с другой сторо-ны, они насели на меня, и я сдался. Вдвоем они выкурили пачку моих сигарет, безмолвствуя, отгоняли всех, кто приближался, не подпуская, говоря, что важный разговор, – и полтора часа я им рассказывал, как предохраняться. После этого мы перешли к позициям, и еще час разговор шел о постели и о том, как…
– Ну, ты даешь, – Лиля смотрела на меня с восхищением во все глаза, – откуда ты все знаешь?! – Ирка смотрела на меня, как на собственное открытие. И была горда.
Я не понимал, как этого можно не знать, хотя что-либо разузнать у нас действительно было трудно или невозможно. Всё скрывают.
– Вот бы мне такого, – помыслила она.
– Я ему уже предлагала, да он не хочет, – сказала Ира с огорчением.
Мне нравилось, как они разбирали, решая, меня.
– Как так не хочет? – казалось, обалдела Лилька.
– Ну, говорит, что ему учиться с нами и этого не надо.
– Что значит не хочет, – даже привстала Лиля, – да мы его сейчас быстро, поехали ко мне домой, Ирка!
Как будто я не присутствовал. Это мне нравилось еще больше.
– Ладно, Лиль, успокойся, – сказала Ира, – мы будем друзьями, да, Саш?
Она решала справедливо: если не ей, то и никому не должно достаться.
– Конечно, – улыбнувшись, ответил я.
– Ты в какую группу пойдешь, Саша? – спрашивают меня они. – Иди к нам, в пятую, а то у нас ни одного мальчика! Ладно?
– И того, другого мальчика тоже зови, – говорит Ирка.
– Тебе что, одного мало? Она загадочно улыбнулась.
– Пожалуйста…
– А где все остальные?