Факультет рыболовной магии

Профессор юриспруденции факультета рыболовной магии Академии магических наук эльф Малач сидел за дубовым столом у себя дома в рабочем кабинете с плотно зашторенными окнами. Овальной формы стол казался очень массивным, его крышку-столешницу сплошь украшали дивные эльфийские узоры в виде листьев различных деревьев. Напротив Малача на краю стола возвышался письменный прибор чистого серебра в виде открывшего рот остроносого камнееда – мифической рыбы, которую пока никто в глаза не видел (ее появление в будущем было предсказано на одном из глобальных собраний профессоров факультета рыболовной магии много лет назад). Глаза камнееда, сделанные из рубинов, отражали свет настольной псевдокеросиновой лампы, в которой вместо горящей жидкости кружили множество огненных мотыльков. Отблески от крыльев этих мотыльков играли на стеклах многочисленных книжных шкафов, плясали по мягкому ворсистому ковру, в центре которого был вышит изящный рыбодракон, держащий в пасти лосося. Облаченный лишь в гладкий шелковый халат, профессор выглядел сильно озабоченным. Еще бы: во время экзаменов, которые закончились чуть меньше трех часов назад, пропал один из кандидатов в студиозы. Экзамены, безусловно, проходили не в кабинетных условиях, поступающие отроки на целые сутки остались наедине с природой, где им предстояло проявить мастерство в умении ловить рыбу и готовить из нее пищу.

Оказались среди кандидатов такие, кто справился с этой задачей на отлично – и наловил рыбы предостаточно, и приготовил из нее настоящие деликатесы; были и такие, кто так и не ушел от нуля, а значит, вернулся на финиш голодным и как минимум на год освобожденным от дальнейших хлопот по поступлению на факультет рыболовной магии; нашлись такие, которые подрались друг с другом из-за кажущегося им уловистого места на водоеме; кое-кто умудрился поломать или потерять снасти; двое серьезно пострадали: одна девушка сломала себе руку, другой – ошпарился опрокинутой на ноги кипящей ухой. И один лекпин бесследно исчез.

В связи с этим предположить можно было все что угодно. Несчастный мог утонуть, мог потеряться, мог просто сбежать, никого не предупредив. Но Малач чувствовал, что все не так просто, скорее всего, против лекпина было совершено умышленное преступление. На столе перед профессором лежал лист бумаги, на который он время от времени наносил каллиграфическим почерком эльфийские слова и символы. Орудием письма служило простое гусиное перо. Заостренный кончик пера Малач то и дело макал в рот мифического камнееда (где никогда не иссякали магические чернила), толстый же кончик постоянно испытывал на себе прочность эльфийский зубов, из-за чего успел потерять правильную овальную форму и укоротиться… Очередное макание пера в рот камнееда – и на бумаге появляется еще один загадочный символ в виде замысловато переплетенных тонких линий. Этот символ последний. Малач отбрасывает изуродованное перо и резко встает из-за стола, так что массивный стул падает на ковер. Эльф не обращает на это внимания. Он сосредоточен, что видно по нахмуренным бровям, изрезавшим лоб морщинам и взгляду голубых глаз, в которых, кажется, сверкают искорки, такие же, как и в глазах мифического остроносого камнееда. На ковер рядом со стулом летит сброшенный с плеч эльфа халат, а в руках его оказывается обнаженная шпага. Ею Малач начинает выделывать в воздухе пассы, кружа при этом по кабинету. Шаги его нешироки и неровны, они словно вырисовывают на ковре узорчатую линию. Если бы мы имели возможность сравнить эту линию с тем, что только что было написано эльфом на бумаге, то не увидели бы между ними ни капли разницы. Движения эльфа и его шпаги убыстряются, становятся почти неуловимыми глазу, и в то же время свет в лампе с мотыльками начинает меркнуть. Перед тем как совсем погаснуть, мотыльки ярко вспыхивают, после чего в комнате воцаряется темнота и… почти полная тишина. Слышно лишь жужжание, очень похожее на жужжание шмеля.

В темноте мы не можем видеть, кто издает этот звук, но понимаем, что существо, его издающее, движется. Вот оно оказывается где-то под потолком, приближается к зашторенному окну, проникает в узкую щелку между занавесками и выскальзывает через неплотно прикрытую форточку на улицу.

Покинем кабинет и мы и увидим летящего прочь от профессорского дома… нет, не шмеля, а магического Эзошмеля. Способность облекаться в Эзошмелей имели только эльфы. Человек, заметивший это существо в каком-нибудь метре от себя, принял бы его за обыкновенного черно-желтого шмеля. Но если бы это магонасекомое село ему на ладонь, то, внимательно приглядевшись, можно было бы вместо передней пары лапок увидеть обычные руки, вместо задней пары лапок – ноги, а вместо мохнатой мордочки – эльфийское лицо. В данном случае это было лицо профессора Малача. В правой руке Эзошмель держит уменьшенную в несколько раз эльфийскую шпагу. Он летит, чтобы выяснить беспокоившие его вопросы. Полетим вместе с ним и мы, благо на улице еще светло, и безоблачное небо не предвещает непогоды…

* * *