Факундо

Сначала у Сармьенто была идея написать биографию Франклина, о чем он упоминал в одной из своих полемик. Очевидно, им руководила просветительская мысль дать добрый пример образцового великого чело­века. Но потом практический ум Сармьенто все переворачивает, и идея биографического жанра сливается с его размышлениями над историей. В 1843 г. в рецензии на спектакль «Кромвель» он обнаруживает уже вполне самостоятельный ход мысли и свою собственную терминологию, когда пишет, что все революции с необходимостью выдвигают «центро­вого человека», являющегося их «общим знаменателем». Биографии таких «центровых людей» он внимательно читает. Наполеон, Кромвель, Вашингтон, уже упоминавшийся Франклин и, конечно, «Параллельные жизнеописания» Плутарха, и, может быть, здесь особую роль сыграл именно Плутарх, который дает ему образец не добродетельной, а амо­ральной биографии...

Сармьенто постепенно подходит к своей главной цели — Росас и со­зданная им система как воплощение аргентинского «способа существова­ния»,—восходя от менее «репрезентативных» героев к «великому» зло­дею. О своей идее написать биографию Факундо он упоминает впервые в 1844 г., но в 1845 г., словно пробуя силы, пишет «Биографические заметки. Жизнеописание генерала-инока Феликса Альдао», посвященные этому соратнику Факундо Кироги, прославившемуся особым садизмом и жестокостью (он неоднократно появляется на страницах главной книги), затем — сам Факундо, и только в итоге — Росас. Замечательная особен­ность книги состоит как раз в том, что прямым лучом освещается не Росас, а Факундо Кирога. На переднем плане едва ли не бестиальное существо — тигр Факундо; он давно уже погиб, вытерпит самые густые краски, а на заднем плане — главный хищник; и все самое невероятное, что рассказывается о Факундо, читатель волей-неволей переносит на Росаса...

Характерно, что «Факундо» появляется как ответ Сармьенто на впол­не конкретные шаги Росаса. В Сантьяго тогда прибыл посол Росаса

Бальдомеро Гарсиа, который потребовал от чилийцев утихомирить арген­тинских эмигрантов, особенно Сармьенто. Возможно, речь шла о его выдаче. И Сармьенто наносит ответный политический удар. В кратчай­шие сроки, весной — летом 1845 г., он пишет уже давно выношенную книгу, публикует ее глава за главой в своей газете «Прогресо» и тут же выпускает отдельным изданием.

«Странная книга без головы и без ног, настоящий кусок скалы, кото­рым швыряют в голову титана» — так говорил он о «Факундо» впослед­ствии. Именно так — кусок скалы, оружие. Это слово-действие, предшест­вующее действию как бы с минимальным зазором времени, содержащее его уже в самом себе, ранящее слово, за которым может прозвучать выстрел. Слово, возникшее из самой магмы истории и спекшееся в цель­ную глыбу лавы.

Что первично в «Факундо»? Ответить на этот вопрос с окончательной убедительностью едва ли возможно, всегда останется возможность при­вести аргументы в пользу иного вывода. Но, очевидно, все-таки это — ораторский жест, осанка парламентского выступления на современном форуме, соотносящиеся также с осанкой проповедника, устами которого говорит история. Это устное слово, как бы поневоле ставшее письмен­ным, слово, стремящееся звучать, будучи написанным. Именно такое, о каком писал Сармьенто в очерке «О журналистике». Аргентинский ис­следователь Э. Брисуэла Айбар, подчеркнувший устные истоки книги, точно заметил: «Целые фрагменты "Факундо" не обретут своего полного смысла, если не прочитать их вслух, ибо текст обладает всеми качества­ми ораторской речи»[480]. Видимо, с устными истоками слова Сармьенто связана и та особенность его творческой манеры, что он любил дикто­вать, наговаривать, с неохотой возвращался к готовому тексту и не любил его перечитывать.

Приемы парламентского выступления и исторического пророчества — это важнейший жанрообразующий источник и, пожалуй, максимально широкая «рамка», обнимающая всю систему композиционно-выразитель­ных средств книги. Обратим внимание на первую строку «Введения»: «Страшная тень Факундо, я вызываю тебя...» Ораторская фигура и за­клинающая интонация шамана, два сливающихся воедино лика Сармьен­то: политик-аналитик и пророк, прозревающий будущее. Речь, в которой с помощью новейших концепций анализируется тайна Сфинкса и обнаруживается причина-разгадка, ликвидирующая смертельную опасность. Однако это только изначальный импульс, общее обрамление. Ведь в той же мере, в какой «Факундо» нельзя понять, не учитывая его изначаль­ный устный источник, точно так же нельзя его оценить, не исходя из того, что слово, сохраняя в иной стихии прообраз импровизационной устности, строится по законам письменной литературы.