Фальдийская восьмерка (СИ)

– А, этого добра тоже хватает, – кивнул Кандар, плюхнувшись в плетеное кресло, стоящее у здоровенной железной полусферы жаровни. – Но это все такие мелочи, по сравнению с утренней сыростью. Бандит тебя убьет, тварь тебя сожрет, в лесу ты сдохнешь – но только сырость сделает твою жизнь настолько жалкой и ничтожной, что ты сам захочешь утопиться.

– Помянем беднягу, – хрипло проворчал стоящий за рулевым колесом Шаркендар, демонстративно прикладываясь к фляге.

– Помянем! – дружно прогудели братья.

– Чтоб ему мягко спалось в кузове Попутчика! – поднял кружку Кандар.

– Жил как дерьмо, был дерьмом, жаль всплыть не сумел, подвел родню.

– Везим, рот вымой!

Охотник сплюнул за борт желтой, тягучей слюной, закинул в рот шарик смолы и продолжил уродовать новенький скраппер.

Брак в перепалке участия не принимал – он не успел еще толком познакомиться с горжеводами, поэтому опасался ляпнуть лишнего. Но зарубку на память поставил – расспросить при случае о том, что случилось с одним из членов команды. Или не расспрашивать – вдруг тот просто задавал слишком много лишних вопросов?

Солнце ползло по небосводу неспешно, как сама “Карга” ползла по реке, уверенно преодолевая медленное встречное течение. В Приречье Раскон взялся доставить несколько груженых товарами плотов куда-то на запад, поэтому теперь за горжей уныло болталась целая вереница покачивающихся на волнах деревянных платформ, накрытых непромокаемой смолистой дерюгой. Ткань называлась “кровянкой”, выглядела соответствующе и была настолько жесткой, что использовалась почти исключительно под навесы. Зато не стоила почти ничего – плакальщицы ложатся под пилами лесорубов сотнями, а вымочить дешевое полотно в горячей смоле – много ума не надо.

Из всех развлечений на борту – глазеть по сторонам, высматривая вырубки и одиноких промысловиков, шныряющих на своих лодочках по прибрежным зарослям в поисках добычи. При виде вооруженной горжи те суетливо бросали лодки и прятались за деревьями, откуда опасливо провожали плот взглядом, чем вызывали неизменное веселье у троицы братьев, не упускающих ни одной возможности позубоскалить над трусливыми одиночками.

Лесорубы, напротив, воспринимали явление горжеводов как весомый повод забить на работу. Откладывали топоры и пилы, пробирались через завалы белевших свежими срезами бревен поближе к берегу, после чего степенно набивали трубки и обменивались с командой “Вислой Карги” свежими новостями. Шаркендар по такому поводу даже приглушал толкатели, вынуждая плот застыть на месте под надрывный гул маломощных маневровых винтов. Старик вообще любил почесать языком, хорошенько обсосать беззубым ртом свежие слухи и сплетни, но при этом старательно избегал разговоров с остальными членами команды – то ли успел всех основательно достать, то ли его все основательно достали. На Брака он поглядывал с колючим любопытством, но разговор пока не заводил – лучше него со штурвалом управлялся разве что Раскон, но тот безвылазно сидел в своей пристройке, шурша бумагами и звеня исчерканными записями пластинами контрактов, поэтому днем Шаркендару под навес ходу не было.

Все подобные встречи с лесовиками заканчивались одинаково – рыжий рявкал из своей комнатушки что-то вроде: “Какого шарга стоим!?”, старик торопливо будил толкатели, после чего горжа бодро трогалась с места, оставляя за кормой разочарованно бухтящих лесорубов, распихивавших по карманам курительные принадлежности и уныло возвращающихся к работе.

В остальное время жизнь на плоту мало отличалась от обычной лагерной стоянки, если не обращать внимания на проплывающие мимо берега и плещущуюся за бортами воду. Лохматый Везим, беспрестанно бубня, ловил рыбу на длинную складную удочку, распутывая паутинку и меняя приманки – с отвратительной шевелящейся гадости на другую, еще более отвратительную. Периодически он забирался в крохотную лодочку, после чего, истошно треща движком, уплывал куда-то вверх по течению, чтобы спустя пару часов вернуться на горжу с забитым рыбой, ягодами и какой-то съедобной дрянью рюкзаком. Вопросов ему никто не задавал – подобные отлучки явно были для команды привычным явлением. Добытая жратва, среди которой однажды оказался даже некрупный подсвинок, сваливалась в дурно пахнущую кучу рядом с жаровней, после чего грустно воняла там до самого вечера, дожидаясь своей участи – готовкой заведовал Шаркендар и днем ему было не до того.