Клаус увидел отражение Дженет Кембридж в оконном стекле и услышал ее низкий гортанный смех. Всего несколько месяцев назад он бы сполна развлекся с ней, прежде чем убить ее, а возможно, и вовсе не трогал бы ее. Но сейчас… его просто раздражали все женщины. Их глаза не были ярко-голубыми. Они не смотрели на него дразнящим, оценивающе-дерзким взглядом, не таяли в его руках, охваченные приливом вожделения. Дженет слишком доступна, слишком рвется угодить, как, впрочем, и другие женщины. Они не спорили с ним, не вступали в словесные сражения и не отталкивали его с неизменным упорством. Они не были изменчивыми, живыми и жизнерадостными, остроумными и искренними. Они не были… Кэролайн. Поэтому он просто избавлялся от них. Быстро.
Он осушил бокал, чтобы заглушить боль, ударившую в сердце, когда он мысленно произнес это имя. Что она делает сейчас? Наслаждается компанией Стефана? Стефан Сальваторе способен утешить ее, заставить смеяться и радоваться, забыть обо всем. Он больше подходит ей, решил Клаус, задыхаясь от нестерпимой муки.
Он не был безжалостным зверем и животным. В отличие от него, Стефан даже с отключенными чувствами мог контролировать в себе Потрошителя. Он же, как настоящий слабак, озверел и потерял способность трезво мыслить. Все это было после обращения, и Клаус со страхом подумал, что было бы, если бы он был в облике волка в этот момент. Он бы разорвал ее на части.
Он продолжал терзать себя, вспоминая, как она шепнула в тот вечер: «Я собиралась сказать, что хочу остаться».
И он, жалкий ублюдок, высмеял ее! Злобно, намеренно унизил и подчинил ее себе. И когда все-таки нашел в себе мужество отстраниться, она обняла его и заплакала. Черт возьми, он фактически изнасиловал ее, а она рыдала у него на груди.
Клаус с усилием заставил себя не думать о той ночи. Он предпочитал более утонченную пытку и поэтому изводил себя воспоминаниями о счастливых мгновениях вместе с ней: вот она беспечно усмехнулась ему на балконе в первый вечер в Новом Орлеане, тогда она буквально парила в воздухе от того, что он позволил ей пить кровь человека.
Гибрид по-прежнему ясно видел ее в казино на вечере открытия. Он был зол на нее, но даже тогда не мог сдержать чувства гордости, когда она разговаривала с Сибил.
Он вспомнил тот вечер, когда они стояли и целовались, перед тем как она увезла Хоуп. Он был словно малолетний подросток на свидании в средней школе. Господи, каким она могла быть теплым, нежным, любящим созданием… когда не становилась упрямой, мятежной и… самой чудесной в мире.
Он закрыл глаза, проклиная себя за то, что вообще позволил ей покинуть «Бойню». Надо было закрыть ее там и не дать уехать. А потом… потом он сумел бы оправдаться и заслужить ее прощение.
Клаус со стуком поставил бокал на столик и, не обращая внимания на гостей и брата, направился к выходу. Нет, он ничем не мог исправить омерзительное преступление, совершенное в ту страшную ночь. Ничем!
***
Гости уехали рано утром, и братья отпраздновали свой последний вечер вместе, намеренно, неспешно, решительно напиваясь до бесчувствия и осушая бутылку за бутылкой. Они предавались воспоминаниям о проделках далекого детства, а когда тема была исчерпана, начали рассказывать друг другу непристойные истории, оглушительно хохоча над пошлыми шутками и продолжая пить.
Клаус потянулся к графину с бренди и вылил последние капли в пустой бокал.
— Господи! — охнул Коул, восхищенно наблюдая за братом. — Да ты в-выпил… Ос-сушил… прикончил весь чертов бренди! Я видел тебя таким пьяным раз пять за тысячу лет.
Он схватил еще один хрустальный графин и подвинул брату:
— Посмотрим, как ты справишься с виски.
Клаус безразлично пожал плечами и вынул пробку из графина.
Шатен затуманенными спиртным глазами наблюдал, как гибрид наполняет бокал до краев.
— Какого черта ты пытаешься это сделать? Желаешь утонуть в спиртном, Ник?
— Пытаюсь, — сообщил Клаус с гордым, но абсолютно пьяным тоном, — раньше тебя впасть в забытье, и будь что будет.
— Вероятно, тебе это удастся, — кивнул Коул. — Ты всегда во всем меня опережаешь. С твоей стороны было очень несправедливо вообще родиться, старший братец.
— Верно. Я не должен был этого делать… жаль, что так случилось… но она… она жестоко отплатила мне… За все…
Хотя язык его слегка заплетался, в словах было столько беспросветной боли и отчаяния, что Коул, вскинувшись, пристально уставился на брата. Когда в последний раз Клаус сожалел о чем-то? Никогда.
— Кто отплатил тебе за то, что ты родился?
— Она.
Коул тряхнул головой, отчаянно пытаясь выгнать алкогольные пары, туманившие мозг, и сосредоточиться.
— Кто это… она?
— Голубоглазая ведьма, — мучительным шепотом выдавил Клаус. — Кэролайн заставляет меня платить. Она — расплата за все мои грехи.
— И чем ты заслужил такую месть?
— Забрал её с собой, — хрипло пробормотал первородный. — Поселил в своем доме. Исполнял любые её капризы. Но она не включала их.
Он поморщился и одним глотком осушил половину бокала.