— Но я не понимаю, почему он не хочет говорить об этом со мной? О маме. Обо всем! — она всхлипнула и отвернулась.
— Послушай, — нежно прошептала я. — Когда пони делают очень больно... это меняет его. Плоть и кровь можно излечить... Но некоторые вещи, которые нам приходится испытать, остаются навсегда. И нам всегда больно. Это злит нас... и пугает. Заставляет нас ненавидеть себя за слабость. Помнишь что произошло на лодке?
Она съежилась.
— Я... Я слышала что они делали. Я хотела помочь тебе, но ты приказала мне спрятаться... ты кричала... и... они прибили тебя гвоздями к полу! — я видела страдание на ее лице. — Но ты терпела все это... чтобы спасти меня. Чтобы они не сделали этого со мной. Я слышала шум, и как они называли тебя, и как ты кричала... а потом они начали бить тебя... а я просто сидела внизу и плакала... я бесполезна.
— Нет, Скотч. Неправда, — сказала я, держа ее в своих копытах. — Ты не бесполезна. Ты помогла мне выдержать это. Пока с тобой все было в порядке, для меня не было особо важно, что они сделают со мной. Это было больно... черт, это было ужасно больно! И, я думаю, еще долго будет болеть. Но пока с тобой все было в порядке... я могла вынести это. Если бы что-нибудь... случилось с тобой... я не выдержала бы, — Я аккуратно погладила ее гриву. — Но я спасла тебя, Скотч.
— Дважды, — прошептала она. Затем она глянула в сторону комнаты П-21. — То есть... когда-то и ему было так же больно, как и тебе?
— Вроде того, — тихо ответила я. — Но мне было больно всего около часа, а он терпел эту боль всю свою жизнь. Это тяжело. И боль не уходит. Она с ним, куда бы он ни пошел. Но он хочет поговорить с тобой, Скотч Тейп. Я знаю, он хочет. Но боится... и злится из-за этого. Ему куда легче держать всех пони подальше от себя, и сдерживать в себе все, что он чувствует. Ты ни при чем, Скотч. Ты ни при чем.
— Да, пожалуй, — сказала она, все еще не до конца уверенная. — А у тебя точно нету этих... Минталок? — Она густо покраснела, увидев мой взгляд, и продолжила, запинаясь. — Для него! Не для меня... хотя... мне они тоже очень понравились.
— Я уже сказала. Если хочешь еще, попробуй взять у Рампейдж, — сказала я, надеясь что Потрошительнице хватит ума не давать ей ни одной штучки.
— Аай, ладно... — она кивнула и попятилась обратно к дивану, но я демонстративно кашлянула. Она посмотрела на меня, и я кивнула ей на переднюю дверь. Она перевела взгляд с меня на дверь, залилась краской, и выбежала.
Я повернулась и направилась к двери П-21, и, постучавшись, вошла. Я знала что он не спит. Да кто вообще мог спать после того, что произошло? Он лежал на кровати, среди разбросанных вокруг него рисунков Священника. Он удивленно взглянул на меня, а затем одарил крохотной улыбкой.
— Эй, а ты вернулась.
Я удивилась, увидев Рампейдж рядом с ним, хотя... в конце концов, она тоже любила Священника.
— Разве я куда-то уходила? — спросила я, подбежав к нему.
— После того как Скудл умерла, ты точно так же лежала на том матрасе, — тихо прошептал он. — Меньше дерьма, рвоты и радиоактивного заражения... но опять там же, так же как и в тот раз.
— Ну да. Мне приспичило по-маленькому, — ответила я.
— А я думала, ты все сделала... в кровать, — с ухмылкой поддразнила Рампейдж. Я не видела ее глаз. Ее кьютимаркой было какое-то бесформенное шевелящееся пятно.
— Теперь я даже представлять не хочу что выходит из моей... задней части. Хотя думаю, что это нечто вроде смеси магических отходов и топлива для огнемета, — сказала я, глянув на свой круп. Затем я увидела беспокойство в его глазах и вздохнула. — Это был сумасшедший месяц, не так ли? Кто мог знать, что жизнь снаружи будет такой?
— Порой я не чувствую особой разницы, — ответил он.
— Видели бы вы, что тут было лет тридцать назад. Думаете, это сейчас повсюду бардак? Представьте, каждый клочок земли контролировался какой-нибудь бандой или племенем. Нельзя было даже помочиться спокойно, чтобы кто-нибудь тебя не пристрелил, — ответила Рампейдж. — Нет ни Искателей, ни Потрошителей, ни Яйцеголовых. Просто пони, убивающие других пони, чтобы захапать еще один клочок земли.
— Должно быть, было непросто создать Капеллу в то время, — сказала я. — Притом что вас было всего двое.
— Первое время Священник делал все в одиночку, опасаясь насильственного вступления в Халфхарт. Он тогда пытался починить эту церквушку... а мне это казалось сумасшествием. Зачем вообще было строить в пустоши, где все лишь гибло и разваливалось? Мир был полон боли, крови и ненависти, однако этот худощавый черный жеребец пытался мне помочь. А я не могла понять этого. Мне казалось, что как только он отведет меня в Звездный Дом, он просто оттрахает меня как любой другой жеребец. Но он хотел помочь. Действительно хотел. Как Скальпель или Бонсоу, эти таинственные странствующие доктора...
Она вздохнула и потрясла головой.