Фальшивая графиня. Она обманула нацистов и спасла тысячи человек из лагеря смерти

Все стало еще хуже 1 августа, когда Восточная Галиция была включена в состав Генерал-губернаторства, части оккупированной нацистами Польши, которую Германия не аннексировала в 1939-м. Там управляло нацистское гражданское руководство, беззастенчиво эксплуатировавшее ресурсы и население и в процессе наживавшееся на них. Там оказались многие из наиболее коррумпированных и жестоких ветеранов нацистского правления, отчего Восточная Галиция получила прозвище «Скандалиция» (Skandalizien). Первый губернатор настолько много позволял себе даже по нацистским стандартам, что его отозвали, судили и казнили в 1942 году[44].

Новая гражданская администрация изгнала евреев с рабочих мест, из школ и из публичных пространств. Все евреи в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет подлежали принудительным работам. Представители власти инспектировали жилища евреев, описывали мебель, конфисковывали все, что казалось им ценным, и выселяли хозяев[45]. На жителей города сыпался бесконечный поток приказов и постановлений, и Янина никогда не знала, остается ли то, что было законным вчера, таким же законным сегодня.

Новая администрация Львова немедленно наложила дополнительные штрафы на еврейское сообщество. У Янины и Генри не было денег, чтобы внести свою часть, и поэтому, как тысячи других евреев в городе, Янина пошла на площадь Святой Марии в центре Старого города, чтобы продать свои последние ценности: кольцо и сувенирную перьевую ручку с колпачком из 22-каратного золота. Площадь была одной из красивейших в городе, но сейчас выглядела местом из ночных кошмаров. На страшной жаре там толкались люди – отчаявшиеся мужчины и женщины, пытавшиеся продать свою скудную собственность, – и между ними расхаживали немецкие солдаты, офицеры и эсэсовцы с плотоядными ухмылками. Некоторые как будто специализировались на особом виде товаров: так, Янина увидела человека, все пальцы которого были унизаны обручальными кольцами, и еще одного, у которого были задраны рукава, а на запястьях красовались браслеты.

Янина узнала в толпе приятельницу, жену профессора, пытавшуюся продать какие-то украшения, и встала рядом с ней. К ним подошел немец, заинтересовавшийся товарами Янины, и спросил их цену, а потом предложил половину названной суммы. Гражданские столпились вокруг, наблюдая за торгом. Один из них обратился к Янине на немецком:

– Не продавайте ему. Одна ручка строит втрое дороже.

Немец презрительно хмыкнул и отошел. И тут эсэсовец просто выхватил ручку у Янины и замешался в толпе. Гражданский, советовавший ей не продавать, бросил Янине под ноги несколько злотых и быстро последовал за эсэсовцем. Так, узнала Янина, велись дела на площади Святой Марии.

Голод стал постоянным спутником Янины и Генри. Пайки, которые им полагались, составляли всего 8 % от калорийности взрослого рациона, а покупать можно было лишь немногие разрешенные товары – если те имелись в продаже, – на единственном рынке, с 12 до 16 часов. Но и там евреи подвергались риску нападения немцев или украинцев, которые могли ограбить их или забрать на принудительные работы, откуда многие не возвращались.

К тяготам повседневной жизни добавился еще и тиф, эпидемия которого разразилась в сентябре, после возвращения украинских солдат из немецких лагерей для военнопленных. Голодающие евреи жили в перенаселенных кварталах, что способствовало распространению инфекции. Это добавило немцам желания поскорее «решить еврейский вопрос» в Галиции. В регионе жило больше полумиллиона евреев, и больше ста тысяч из них во Львове. Нацистские власти решили полностью изолировать евреев от остального населения, заперев их в гетто. Не всех, конечно, – сначала надо было провести «выбраковку»[46].

В начале октября Янина стала замечать грузовики, полные евреев, отправлявшиеся на Пяскову гору (Песочную гору) в окрестностях города. По ночам оттуда доносились пулеметные очереди. Однажды она наткнулась на подругу из школы, польку, и сразу обратила внимание на ее изможденный вид. Женщина объяснила, что сбежала из своего дома на Пясковой горе, потому что он находился в паре сотен метров от места казней. Она до сих пор не могла спать, потому что крики и стрельба, которые она там слышала, преследовали ее по ночам.

Облавы на евреев происходили все чаще – под предлогом сбора на принудительные работы. Иногда это оказывалось правдой, но пулеметные очереди с холмов продолжали раздаваться, и домой возвращались не все. Для Янины, как и для других евреев во Львове, каждый день превращался в оценку рисков: можно ли сходить на рынок, навестить знакомых или лучше остаться дома, хотя и оттуда их с Генри могут забрать и обречь на непосильный труд или смерть. Во Львове для евреев больше не было безопасного места.