Фальшивая убийца

– Артем, я не успела сказать тебе главного, – тихо, как будто даже извиняясь за гадкие подозрения, проговорила я. – Алины, которая приехала в ваш дом по рекомендации Жанны Константиновны Троепольской, не существует. Она приехала по поддельным документам, а настоящая Алина Копылова жива. Я сегодня ее видела.

– Не понял, – моментально подобрался Артем и сел прямо. – Как это – жива? А кто погиб на остановке?!

Я пожала плечами:

– Не знаю. Погибла девушка, выдававшая себя за Алину Копылову.

(Ничего себе клубочек, а? Три Алины: две лже, а одна – живая наркоманка.)

– А кто ее… Ах да, Жанна, – потерянно пробормотал Артем.

– И Жанна как-то очень вовремя сгорела, – проговорила я и содрогнулась. Два часа назад, когда я рассказывала эту же историю Людмиле, дрожи у меня не было. Уютная девичья горенка совсем не располагала к страшилкам, наивная реакция Людмилы скорее растормаживала, чем напрягала.

Но, повторяя все это Артему, в полутемной библиотеке с камином, портретами и отрубленными головами животных, я испытала нечто вроде средневекового ужаса. Мрак, сгустившийся за нашими спинами и под сводом библиотеки, привел под ручку ночь, и та – злодейка! – все превратила в страх. Две мертвые женщины словно показались из мрака…

(Фу! Хватит! Оставь эту делянку Стивену Кингу! Возделывай свои поля в фиалках и настурциях!)

– …Как ты понимаешь, поговорить с Ириной Владимировной мне все же придется. Пусть даже Жанна умерла, она плела какую-то интригу. Или не плела… Не знаю. Все это очень странно.

– Ты хочешь сказать, – прищурился Артем, – что Жанна умерла не сама? Ей кто-то помог?

– Да. Не очень-то я верю в подобные совпадения.

Жуть заставила меня выговорить эту сакраментальную фразу. Выговорить – и все расставить по местам. Если Жанна Константиновна погибла не случайно, в интриге замешан кто-то третий. И этот третий жив.

(Хотя можно представить, что ушлая девушка «Алина» по-быстрому сожгла квартиру Троепольской вместе с хозяйкой, потом приехала сюда и погибла. Но в это верилось с трудом, и надеяться на то, что все закончится со смертью главных фигурантов, было опасно.)

– Так, – резко ударив по подлокотникам, сказал Артем. – Никуда не лезь. К маме – особенно. У нас есть человек, который занимается проблемами безопасности, я сам ему позвоню. Поняла?

– Да.

– Незачем маму волновать, – добавил Артем озабоченно, потом посмотрел на антикварные часы, напоминающие вставший дыбом дорогой гроб, и в который раз за вечер выругался: – Черт! Уже десятый час. Как время пролетело…

– А ты разве куда-то опаздываешь? – удивилась я.

– Да. У друга день рождения, я просил подать машину к половине десятого.

– К половине десятого?! – бесхитростно, абсолютно в духе Людмилы, поразилась я. – А когда этот день рождения начинается?

– Наши, думаю, часам к двенадцати подтянутся, – думая о чем-то своем, рассеянно ответил Артем.

– Куда подтянутся?

– В клуб. – И вдруг, без всякого перехода, бухнул: – Как думаешь, лучше ехать на костылях или в коляске?

Я представила себе молодежную тусовку в модном клубе: веселящиеся мажоры, разнаряженные девицы с обложек глянцевых журналов. Вздохнула (слегка завистливо) и внесла предложение:

– Езжай в коляске. Твои костыли вечно кто-нибудь ронять будет.

– А я их в угол…

– А из угла утащат. Половина кабака на твоих костылях отпляшет. Потеряют еще…

– Трезво мыслишь, – кивнул Артем и включил моторчик кресла. – До завтра, Алиса-журналистка. Держи хвост морковью.

В сериальной жизни Людмилы наступил пятнадцатиминутный перерыв между фильмом «Смотрю, потому что больше нечего» и обязательной ежевечерней программой. Это время моя новая приятельница посвятила чтению журнала «Космополитен. Шопинг».

Я достала из шкафа многострадальный баул лже-Алины, поставила его на коврик между кроватями, нависла над ним и приступила к мероприятию, давно ждущему своей очередности: поиску в чужих вещах следов реального чело века.

– Что ищешь? – заинтересованно свесилась с кровати Люда.

– Хоть чего-нибудь… Дающего представление о личности девушки, погибшей на остановке.

– А-а-а, – протянула Мила. – Представление о личности…

Одежку за одежкой я доставала из сумки, проверяла карманы и складывала на своей диван. Стопка росла, в карманах, кроме оторванной пуговицы, пары монет, зубочистки и носового платка, не было никаких мелочей. Ни клочков квитанции или трамвайных билетов, ни скомканных записок с номерами телефонов, ничего, что могло бы помочь установить имя погибшей. На дне сумки не валялись забытые с прошлой поездки билеты на поезд, в боковых отделениях не было фантиков или скомканных салфеток. Хозяйка сумки была примерной аккуратисткой. Только крошечный, сплюснутый в бумажке прямоугольник устроился в самом низу наружного бокового отделения. Он юркнул в самый угол, спрятался за шов и больно впился под ноготь, когда я обшаривала сумку. Я едва выудила его наружу.