Фальшивая убийца

Казалось, эти два жильца правого крыла дома по второму этажу получали от такого времяпрепровождения равнозначное удовольствие. Зинаида Сергеевна, всю жизнь получавшая приказы от других, с наслаждением давала указания сама:

– Вот тут, вот тут еще пройдись. И за шкафом. И коврик подними.

Фуня вредно садился на этот самый коврик и, как только я собиралась его согнать, цеплялся за край когтями.

Что сделаешь, и кот и Зинаида редко развлекались.

Свекровь Ирины Владимировны Вяземской удостоила меня чести быть представленной. На пару минут заехала в инвалидном кресле в свою гостиную, кивнула на слова компаньонки: «Это новенькая Алиса» – и выкатилась вон, забрав сопротивляющегося кота.

Фуня через пять минут вернулся обратно. Старшую представительницу клана Вяземских я в тот день больше не видела.

И по большому счету, нисколько об этом не жалела. Капитолина Фроловна Вяземская относилась к породе людей, в присутствии которых отчего-то хотелось вытягиваться в струнку и оправдываться. Пронзительно-требовательный взгляд огромных – слишком огромных для высохшего старческого лица – угольно-черных глаз пронизывал до сердцевины. Почти пятьдесят лет непрерывного трудового стажа Капитолины Фроловны прошли в прокуратуре. «Еще при Сталине расстрельные статьи врагам народа вешала, – ознакомил меня с биографией Капитолины Бармалей, полазавший по Интернету. – Суровая бабка, настоящая сталинистка, друг Павлика Морозова».

Внешность Капитолины Фроловны напоминала сильно подсушенную копию Анны Маньяни. Горящие пламенем глаза над крючковатым породистым носом и обескровленными старостью губами, абсолютно седые волосы стрижены под скобку, модель прически – судя по многочисленным фотографиям на стенах – не менялась на протяжении всего трудового века.

Фотографий этих, надо сказать, было превеликое множество. И все – черно-белые, словно дань мировоззрению прямой, как лезвие меча Фемиды, пенсионерки-прокурорши.

Капитолина Фроловна оставила себе лишь прошлое, запечатленное фэтами и лейками, где красные флаги застыли в вечности чернеющими полотнами.

Фотографий с детьми и родственниками на стенах не было. Их, вероятно, хранили в альбомах и доставали по надобности. Самая большая стена в гостиной была отдана своеобразной «доске почета»; когда я пылесосила ковер, обнаружила на нем четкие, едва ли не вытертые следы от колес инвалидного кресла. Капитолина Фроловна много времени проводила перед стеной – устанавливала кресло на одно место и смотрела на снимки. Там она была молода: под черными флагами, провисшими транспарантами и портретами вождей.

…Я таскала за собой гудящий пылесос, старалась не отдавить Фуне лапу и постепенно, шаг за шагом, минута за минутой, уходила от собственных воспоминаний. Пестрящие фотографиями стены будто заслоняли видение распростертого на кровати тела в пижаме с желтыми утятами; колесико пылесоса, зацепившееся за угол ковра, выдергивало сознание из прошлого в настоящее и заставляло сосредоточиться на простом и не страшном. Обыденном и естественном, как забившаяся в щетину щетки кошачья шерсть…

(Моя приличная сказка о Золушке и всамделишном принце окончательно перешла в разряд сериальных триллеров. Ничего любовно-возвышенного после смерти в желтых утятах не смастеришь. Следуя общепринятой логике развития подобных сюжетов, вариантов было несколько: а) Золушка продолжает молчать. Она трудолюбиво таскает пылесос по всем трем этажам замка, еще больше запутывается и попадает из одной неприятности в другую; б) Золушка начинает собственное расследование. Неприятности следуют своим чередом, в результате, в финальной серии, в дом проникает убийца и гоняет Золушку по тем же трем этажам отчего-то опустевшего дома, держа наперевес ружье или топор; в) Золушка предпочитает таинственно исчезнуть из этого дома. Но неприятности нагоняют ее и за пределами особняка. Финал: тот же топор или ружье, но уже в других интерьерах.

Во всех вышеозначенных вариантах четко прослеживалась пролонгированная любовная линия: принц и Золушка, Золушка и принц.

Что выбирать – трусливое молчание, храброе расследование, исчезновение или компот из всех составляющих, зависело от изобретательности автора…)

Но жизнь на сериалы похожа редко. В кино и книгах нагромождение секретов подстегивает интерес; действительность загадок не выносит и за сокрытие улик наказывает строго. Порой лишением свободы или как минимум позором.

Решив не уподобляться сериальной «горничной с секретом», не смешивать вымысел и реальность, я дождалась приезда Ирины Владимировны и, пока Клементина Карловна отдавала на кухне распоряжения к ужину, отправилась с покаянием (хотя первоначально собиралась дождаться приезда Артема, загулявшего на чьем-то празднике). Но ждать дольше не было сил, я подошла к двери в малую гостиную и отважно набрала воздуха в грудь:

– Ирина Владимировна, разрешите войти?