– Ира, нам придется поступить именно так. Прости. Вот как ты думаешь, эти наши секретничанья не удивляют Клементину Карловну? Мы то и дело запираемся в гостиной с новой горничной, шушукаемся при закрытых дверях… По дому скоро слухи поползут. А ведь не исключено, что заказчик или хозяева «торпеды» получают откуда-то информацию, что происходит в доме. Непосредственно в доме информатора у них нет. Они до сих пор не знают, что девушка, пришедшая наниматься горничной в начале декабря, назвалась Алисой, а не Алиной… Но тем не менее предосторожность не помешает. Рано или поздно
– Нет никакой близости, Муслим, – все так же прикрывая глаза рукой, проговорила Вяземская. – Я максимально отстранилась от Алисы.
– Я знаю, – покачиваясь корпусом, произнес полковник. – Ты все делаешь правильно. Но шила в мешке не утаишь. Эти приватные беседы надо оправдывать. Мнимая беременность Алисы решает все вопросы и расставляет все точки над «i». Ты уж поверь мне, пересуды младшего персонала срывали уже не одну операцию. …И вот еще что… – смущенно кашлянул комитетчик. – Разговоры разговорами… Но мы так и не услышали от Алисы, согласна ли она поддержать наш план.
Ну, слава богу. Дождалась. Три пары глаз – Вяземская по такому случаю даже ладошку от лица убрала – остановились на мне с разной степенью надежды во взоре. Артем смотрел чуть отстраненно, как будто просил подумать. Муслим Рахимович взглядом испытывал, Ирина Владимировна молила.
Я строптиво повела плечом и помотала головой:
– Мне все это не нравится.
– Что вам не нравится, Алиса? – попросил уточнить полковник.
– Играть роль охотницы за скальпами, девицы, забравшейся в постель хозяйского сына.
Муслим Рахимович и Вяземская переглянулись – словно подачу передали, – и Ирина Владимировна непритворно, очень-очень огорченно закивала:
– Я понимаю вас, Алиса. Роль гадкая. Вы вправе отказаться.
– Ирина! – воскликнул полковник. – Ты…
– Нет, Муслим. Алиса права. Ее роль только на словах простая. На самом деле ей придется пережить такое…
– Что?! – вспыхнул Муслим Рахимович синим порохом, найдя в подруге неожиданного оппонента. – Что трудного сказать – да, я беременна! Ей не придется разговаривать по телефону с хозяевами «торпеды», это будет делать наш сотрудник через голосовой модулятор; ей не придется жить с этим «позором» – как только все закончится, окружающие узнают правду.
Алиса предстанет перед твоими родственниками на несколько дней. И – все!
– А если Алису просто спрятать? Сказать, была такая горничная, но уехала за границу? Для «торпеды», понимающей, что хозяева скоро начнут ее шантажировать, это более чем оправданный поступок…
– Оправданный поступок в таком случае – отключить телефон! – взорвался темпераментный комитетчик. – Уехать из страны и отключить телефон! Как мы тогда киллеров и заказчика накроем?! А?! Алисе придется остаться! Для связи! Или вся операция теряет смысл!
– Господи, неужели нельзя избавить девушку от этого кошмара?! – не хуже Муслима закричала Вяземская. – Ты хоть представляешь, что ее ждет после того, как о «беременности» узнает Капитолина?!
– Н-да, – внезапно хмыкнул сидящий рядом в моторизованном кресле Артем. – Такое начнется… Алиса, я тебе не завидую и даже не советую.
Муслим Рахимович, неожиданно оставшийся в одиночестве, выбрал единственный путь. Отвернулся от Вяземской и обратился ко мне:
– Алиса,
Я закусила губу и через плечо комитетчика посмотрела на Ирину Владимировну.
Ее недавняя вспышка, горячность и справедливые слова не могли не тронуть. Ее ребенку и ей самой угрожала реальная опасность, а она смогла разглядеть в горничной потенциально страдающую душу. Оказалась способна думать о ком-то.
Было похоже, что я очень ошибалась в Ирине Владимировне Вяземской.
– Я понимаю, Муслим Рахимович. Я согласна.
При этих словах мама Артема опустила глаза и покачала головой. То ли с осуждением – подумай еще раз, девочка, – то ли с одобрением.
Тем же вечером, уже не таясь, я и Артем сидели в библиотеке возле включенной лампы, отбрасывающей на лица зеленоватый отсвет абажура. Артем захватил с собой бутылку коньяка, два фужера – и медленно потягивал густой янтарный напиток. Плохое настроение наследного принца было вполне оправданным. Через день мама объявит его почти мертвым и запрет в бункере неизвестно насколько. Возможно, на неделю, возможно, на две, возможно…
Но об этом не хотелось думать.
– Расскажи мне о завещании твоего отца, – попросила я. – Оно какое-то странное, вычурное, что ли…