Или скопищу, так будет точнее. Даже за полквартала я видел, что это собрались не поклонники искусства. Послышался звон разбитого стекла и крик, затем вдалеке завыли сирены. У меня за спиной появился черный грузовик, свернувший с Бродвея, который остановился рядом с полицейскими машинами и извергнул из себя отряд спецназа в черных мундирах, в касках с забралами, со щитами и длинными дубинками. Полицейские стали выстраиваться в линию, и я, развернувшись, побежал в противоположную сторону. Затем я спокойно зашел в китайский ресторан и заказал ужин навынос. Стыдно, согласен, но что я мог поделать?
Вернувшись домой, я устроился на диване с вермишелью под острым соусом и включил телевизор. Ведущая выпуска местных новостей с мрачным лицом, понизив голос, как того требовала серьезность сюжета, обращалась к кому-то вне поля зрения телекамеры; это был экстренный выпуск, и тотчас же на экране появился корреспондент с микрофоном, стоящий недалеко от того места, где я в последний раз видел Боско. Позади него виднелось то, что осталось от галереи: разбитые окна, внутри все в дыму и покрыто копотью, а пожарные расхаживают среди развалин, заливая последние очаги пламени. Корреспондент говорил:
— Нет, Карен, мы еще ничего не знаем о состоянии художника Денниса Боско, но, по словам очевидцев, он был сильно избит, после чего его забрали в больницу Сент-Винсент. Мы вернемся на связь, как только у нас появится новая информация.
Затем вопросы и ответы относительно пострадавших и задержанных полицией, после чего показали кадры с творением Боско, посвященным событиям одиннадцатого сентября, и съемку у галереи, все то, что я видел в реальной жизни: Боско идет навстречу толпе, окружившей галерею, его узнают, начинают толкать, оскорблять какие-то здоровенные верзилы, далее мельтешение рук и ног, и полицейские протискиваются к нему на помощь, как мне показалось, без особого воодушевления. А потом мусорный бак разбивает окно, толпа врывается в галерею, кричащие почитатели искусства выбегают на улицу и тоже получают свою долю затрещин и пинков, затем яркая вспышка огня, от которой экран становится белым, и снова пронзительные крики. Последними кадрами было то, как отряд спецназа штормовой волной очищает улицу.
Я не мог оторваться от экрана, даже во время глупых интервью на улице, с грязными ругательствами, заглушаемыми электронным писком. Позднее показали Боско с окровавленным, разбитым лицом, которого на носилках загружали в карету «скорой помощи», после чего снова пошли интервью, и все до одного сходились в том, что кощунственно насмехаться над трагедией одиннадцатого сентября, особенно используя настоящий пепел, и что художник получил по заслугам. Потом представитель мэрии произнес обычные слова про свободу слова и наши конституционные ценности и пообещал наказать виновных, однако он тоже говорил без особого воодушевления, да и что можно было от него ожидать, поскольку случившееся, вне всякого сомнения, было делом рук свободных от дежурства полицейских и пожарных. Все это было спектаклем.
Я попытался дозвониться Конни Боско в Нью-Джерси, но линия была занята. Затем я позвонил в Сент-Винсент и выяснил, что Боско находится в операционной, а информацию о состоянии его здоровья сообщают только близким родственникам. После чего я лег спать.
На следующий день я приехал в больницу, но к Боско меня не пустили. На этаже дежурили трое полицейских, двое в комнате медсестер и один в палате Боско, и мне пришлось обаять одну из медсестер; та согласилась передать Конни, что я здесь, и вскоре ко мне вышла сама Конни и сказала, что я могу пройти вместе с ней. Судя по подслушанным обрывкам разговоров полицейских, они были весьма недовольны своим заданием и с удовольствием добавили бы Боско. Очевидно, иронический постмодернизм еще не проник в сознание полиции.
Конни Боско родом из Мексики, она довольно известный мастер по керамике. Похоже, она была расстроена и удивлена тем, что произошло с ее мужем. Конни могла понять, что его избили полицейские, — в конце концов, именно этим они и занимаются у нее на родине, — но она никак не могла взять в толк, что они делали это ради искусства, а не ради денег. Боско, однако, был в полном порядке. Он был счастлив так, как только может быть счастлив человек с повреждениями внутренних органов, тремя сломанными ребрами и разбитым лицом. Боско признался, что ему больно улыбаться, но тем не менее не переставал это делать. Именно к этому он стремился всю свою жизнь — подняться над обществом посредством своего искусства. Он пробовал порнографию, пробовал абсурд — и все безуспешно. Но вот в конце концов ему удалось отыскать священную корову в пепле одиннадцатого сентября, и он встал в одном ряду с Моне, Ван Гогом и Марселем Дюшаном. Мгновение мочеиспускания, которым стоит наслаждаться.
— Судя по всему, твое творение погибло, — сказал я. — Ты уже знаешь о пожаре?
— Неважно, — небрежно бросил Боско. — Память останется. К тому же пепла у меня еще много. Я могу повторить. Наверное, я так и сделаю.