— Вы великий художник, Уилмот, и теперь, когда мы с вами нашли друг друга, вы выполните то, что предначертано судьбой, вы станете моим Веласкесом. Вот чего вы хотели всю свою жизнь: писать так и получать за это вознаграждение, я не прав?
И знаешь, он был прав. Именно этого я хотел. Именно этого я хотел всегда, но сам не догадывался до настоящего момента.
Я сказал:
— А вы король Испании.
— Да. Я король Испании, — кивнул Креббс.
И никакой иронии. Мы пребывали в зоне, свободной от иронии, что я также находил странным и бодрящим.
— Хорошо, ваше величество, — сказал я, — где мне предстоит работать? Здесь, в Венеции?
— Нет, в Риме, разумеется. Все уже готово.
Я и Слотски вернулись к катеру и поднялись на борт, и как только мы отошли от причала, я повернулся к нему и сказал:
— Знаешь, Марк, я не ожидал от тебя подобной шутки!
— Боже милосердный, Уилмот! Думаешь, я представлял себе, что предложит этот сумасшедший? Я просто решил, что он даст тебе новую работу по реставрации. Ты думаешь, мне нравится, когда мне угрожают смертью, твою мать? Я продаю произведения искусства, и только! Я думал, что прямо там наложу в штаны.
— Дружище, не вешай мне лапшу на уши. По-моему, мы уже перешагнули через это. Я кое-что слышал о герре Креббсе из других источников; он не обычный торговец работами старых мастеров, и если это знал я, ты тоже должен был знать. Это ты все подстроил, но у тебя трусливая заячья душонка, и ты никак не мог собраться с духом и посвятить меня в ваши планы, а потом было уже слишком поздно. Почему? Потому что ты чертовски хорошо понимал, что если бы я знал, то ни за что бы не вляпался в это. Так что выкладывай все начистоту!
— Клянусь богом, я понятия не имел, что Креббс говорит о подделке. Я бы ни за что не втянул тебя в такое…
Шагнув к нему, я схватил его за плечо и притянул к себе.
— Марк, позволь прервать тебя здесь, — сказал я ему на ухо. — Я зол. Вообще-то я человек мягкий, но, подобно многим мягким людям, когда я взрываюсь, я становлюсь неуправляемым. Меня трясет от адреналина, и, наверное, в настоящий момент я обладаю нечеловеческой силой, о чем ты, конечно, читал, так что, малыш, если ты не выложишь начистоту все о Креббсе и этой поганой сделке, я вышвырну тебя за борт.
И после небольшой внутренней борьбы он выложил всю правду, потому что я действительно готов был бросить его в море и он это прекрасно понимал. Наверное, главную роль сыграл даже не страх утонуть, а тревога за костюм стоимостью четырнадцать тысяч долларов и пятисотдолларовые ботинки.
— Ну хорошо, говорю как на духу, — начал Марк. — Во-первых, что тебе известно о кражах произведений искусства?
— Достаточно, чтобы знать, что девяносто пять процентов всех краж — это когда какой-нибудь тип срывает картину со стены и бежит к выходу. В большинстве музеев система безопасности ни к черту не годится.
— Совершенно верно. Но я сейчас имею в виду оставшиеся пять процентов. Я говорю об известных картинах, которые никогда нельзя будет продать открыто. Предположим, кражу совершили воры, обладающие хоть крупицей мозгов. Как им поступить со своей добычей?
— Выкуп?
— И это тоже, однако на самом деле когда профессиональные воры похищают ценное произведение искусства, оно им нужно в первую очередь как финансовое поручительство. Криминальным предприятиям так же приходится одалживать деньги, как и законопослушным, и, очевидно, они не могут воспользоваться легальными источниками кредита. Картину стоимостью двадцать миллионов долларов легко перевозить, легко прятать. Я даю тебе свою картину, а ты даешь мне пять миллионов, которые мне нужны на покупку партии героина или оружия, а когда я распродам свой товар, я верну тебе твои деньги плюс процент, а ты вернешь мне картину. А если у меня возникнут непредвиденные сложности, ты оставишь картину себе. Нам известны картины, которые неоднократно использовались в качестве залога. Это гораздо лучше наркотиков или наличных, потому что значительно меньше вероятность мелких хищений; в каком-то смысле для плохих ребят это вроде векселя.
— А я полагал, эти ребята просто пристреливают тех, кто не возвращает долги.
— О, бывает и такое, бывает и такое, однако деньги таким способом не вернешь. А имея дело с произведениями искусства, можно прикрыть себе задницу.
— И каким боком сюда попадает наш друг?
— Сейчас расскажу. Задумайся вот над чем: в каждый конкретный момент в подпольном мире плавает пара десятков значительных работ, а эти ребята далеко не всегда ценители искусства. Сам по себе Ренуар им не нужен. И когда надобность в закладе отпадает или же владельцу срочно нужны наличные, как он поступает? У него есть нечто стоимостью двадцать миллионов, и он понятия не имеет, что с этим делать. И вот тут появляется Креббс.
— Он продает краденые произведения искусства. Потрясающе. И кому же он их продает?
— Тем людям, о которых он говорил. Богатым придуркам, которым наплевать на происхождение картины.
— А теперь позволь мне высказать свою догадку: ты подыскиваешь ему этих богатых придурков.