Фальшивая жена. Любовь в залог

Что-то говорю, но не понимаю что. Медленно моргаю и ощутив, что мне стало легче в грудной клетке, резко делаю вдох, сразу же закашливаясь и перевернувшись набок.

А когда приступ проходит, я вижу… вижу много крови, которая течет… из…

– Неееет, – громко и долго кричу, пытаясь встать и приблизиться к ней.

Мужчина меня перехватывает, но я отбиваюсь от его рук и скользя по густой крови, мараясь в ней все сильней ползу к ней.

– Мам… мамочка… мамуль прошу, вставай… Вставай любимая моя, прошу… Мамулечка моя… – слезы капают на ее закрытые глаза, и я стираю их… – Мам… Карим звоните в скорую скорее… Ее надо… надо…

Но она не реагирует, не смотрит на меня… не дышит…

– Карим, – кричу мужчине, который куда-то подевался, – ей надо помочь… Слышите?

– Самар, нам нужно уезжать, быстро, – говорит позади меня, а я злюсь.

– Что? Да как вы смеете. Я приказываю… Я умоляю, – срываюсь на новый поток слез и обнимаю ее, пытаясь вдыхать аромат кожи, запечатывая в себе его. Потому что уже знаю, что это в последний раз… последние наши объятия…

Так много не сказано мной. Так много того, чем я хотела с ней поделиться.

– Мам… Зачем ты так? Зачем так? Ну, посмотри же на меня, м?

– Самар, немедленно вставайте, нам нужно уезжать.

Смотрю на него, а он словно не понимает. Конечно, не понимает.

– Не хочу никуда. Тут останусь. Уходите. Нельзя оставлять ее одну.

Закрываю глаза и продолжаю гладить маму по голове, чуть завывая от боли, которая прорастает в груди.

Мне казалось, что черная дыра внутри меня огромна после предательства Давида, но сейчас ей действительно не было конца и края.

Такой бывает реальная пустота, которая не зарастает никогда.

Осматриваясь, нахожу отца, который тоже лежит не шевелясь.

– Ненавижу тебя. И она тебя ненавидела… Мы тебя обе презирали.

– Самар, я вынужден буду вас поднять на руки и унести отсюда. Такова воля вашей матери. Алия все подготовила для вас. Нам нужно спешить.

– Как это?

– Я объясню, но нам нужно ехать.

Киваю ему и обращаюсь к самой родной душе моей жизни.

– Прощай, мамулечка моя. Мне так жаль, слышишь? Я тебя люблю, мам… Сильно-сильно люблю, – целую напоследок ее в макушку и умирая рядом с ней, оставляя свое сердце и душу ухожу.

Давид

Пять ебаных часов полета.

Пять, сука, часов.

Мечусь по салону туда и обратно, не в силах сдержать гнев, ярость, дикий страх.

Ко мне не подходит никто. Потому что увижу на горизонте хоть чью-то рожу уебу и не спрошу ни слова. А потом не извинюсь.

Периодически смотрю на камеры, которые показывают одно и то же.

«Малышка моя… Я скоро буду дома», – мысленно прошу прощения у нее, что далеко, что не рядом. Суки сыграли круто, но я, когда буду отстреливать их языки, уши, яйца, буду блядским Моцартом. Они таких нот в жизни не слышали. Споют свою погребальную сонату.

– Это запись, Боря. Это, сука, запись с камер.

– Я так и думал.

– Артур не отвечает. Где он блядь там пропадает. Даже когда ебался, отвечал. Я их всех убью. Всех.

– Погоди, может, все не так, как ты думаешь. Точнее, может, не все там замешаны?

– Женя ответил, что там все тихо. Настя не ответила на звонок в доме. Охрана не подняла трубку. Что я, по-твоему, должен думать? Если бы ты остался в городе, ты бы мне тоже не ответил?

– Пошел ты, – отвечает, но глаз не отводит.

Ему не обидно за мои подозрения, а я уверен в нем даже больше, чем в других. С такими данными, что у него есть на меня, он бы только пальцем пошевелил и меня пизданули через секунду. Но он рядом.

– Пошел бы, да мы на высоте.

– Тогда сядь и выпей.

– Если я сделаю глоток, нам через полчаса придется прыгать с парашютом. Я разнесу самолет.

– Тогда я могу тебя вырубить.

– Лучше не стоит. Я на адреналине сейчас, сразу не отключусь, придется в ответ приложить тебе.

Он улыбается, а я реально опускаюсь в кресло и судорожно смотрю в облака, сквозь которые мы летим обратно и не знаю, чего мне ждать там внизу.

Я сейчас даже не могу думать о предателях, только о ней. Этих я уже мысленно закопал и нанял новых людей, а вот моя Самар…

Лучше бы они не тронули ее. Но если хотя бы волосок… Один волосок и всем пиздец будет.

Самолет заходит на посадку и, как только мы оказываемся на трапе, я перескакиваю через него, чтобы быстрей оказаться в машине.

– Боря, блядь, быстрей.

Он быстро опускается рядом, и я смотрю на Дарика.

– Напомни-ка мне, сколько лет ты со мной?

– Восемь.

– Ага. Сколько раз за эти года у тебя в голове мелькала мысль меня предать?

– Ни разу, – и точно сталь в голосе. Даже глаза не округлил.

– Отлично. Вот пусть так и будет дальше. Иначе я твой хребет вытащу через рот. И сомневаюсь, что тебе это понравится. Домой и побыстрей.

– Есть, босс.

Он трогается, и не ослушиваясь меня, довозит за сорок минут.

Выпрыгиваю еще на ходу и охуеваю.

– Не понял, – смотрю на изрешеченный пулями забор. Вхожу внутрь двора, кругом кровь и тела охраны. – Боря, посмотри кто тут, кто, а я в дом. Дар, за мной.

Быстро оказываюсь на первом этаже. Мебель перевернута. Битое стекло валяется кое-где. Капли крови.

Ступаю по их следам и ведут они в подсобку. Пытаюсь открыть, но она заперта изнутри.

Стучу, надеясь, что там моя девочка.

– Самар?