– А… Все осталось в телефоне старом. Я, если честно не помню даже. Если посидеть подумать, то, может, и придет в голову что-то.
– Подумаешь, а пока что давай за стол, хватит быть затворником, а я сейчас приду.
Одевшись как подобает, я вышла на кухню. Рада была, что я там оказалась одна. Потому что знаю, что у Ольги есть муж, но он, видимо, уже на работе, а Карим… Его вот я тоже не видела и не знала, где он может быть.
Поев, убрала за собой посуду, помыла все и протерла стол, как появилась снова хозяйка.
– Держи вот, – протянула мне две коробочки.
– Это что тесты?
– А ты, как думала. Проверяй, а потом видно будет что нам делать дальше с тобой.
Взяла их в руки и ушла в туалет. Но внутри я была и против, и за. И чего во мне было больше, я не могла понять.
Ребенок?
Меня одолел дикий страх.
Страх за малыша, которого, возможно, нет, и все же, я сейчас испугалась не на шутку. Если я беременна, то мне стоит скрыть этот факт от его отца. Потому что иначе его постигнет не лучшая участь. Тот мир слишком жесток. А Давид, выросший в нем, должен меня понять. Просто обязан.
Но я не беременна… Точнее, надеюсь, что это не так. Мы ведь всего пару раз без презерватива занимались сексом. Некоторые годами не могут завести детей, а тут от двух раз? Нет… не может быть.
Минута ожидания, и я не смотрела ни на полоску обычную, ни на пластиковый футляр.
А когда опустила глаза, меня ударило изнутри как молотком.
– Господи… – закрыла лицо и заплакала.
Как же так? Как такое возможно? Моя жизнь разрушилась до основания и такой поворот.
Яркие полосы и жирный плюс. Беременность есть, а разума нет.
Вышла и счастливая, и заплаканная от страха.
– Ну ничего, ничего. Это просто первые эмоции, – женщина гладила меня по спине и дарила покой, который мне был так сильно нужен. Ведь я не понимала, куда мне теперь двигаться и как принять этот подарок судьбы.
Тоска не длится вечно. Точнее, шлейф, что следует за ней… шлейф боли и остаточной агонии.
За время, проведенное у маминой подруги, я многое успела принять, кое-что понять.
Я медленно оставляла свою прошлую жизнь за границей страны, в которой строила свою новую судьбу. Во мне живет малыш, или малышка. И я, думая об этом чуде, прихожу в восторг. Я счастлива, что у меня будет ребенок.
Когда сошли первые эмоции, я пропиталась духом материнства и ощутила благодарность. Многое, потеряв мне казалось, что ничего не воссоздать вновь. Но это оказалось не так. У меня будет ребенок. И пусть он будет напоминать мне Давида всю оставшуюся жизнь, я была рада, что стану мамой.
Ведь я не пыталась забыть прошлое. Совсем нет. Я знала, что это невозможно. Я просто жила дальше в новой реальности, которую мне подарили мама и Карим, который по-прежнему был рядом и по-отечески заботился обо мне.
Иногда мелькала мысль, что я не имею права улыбаться и радоваться жизни, если моя мама отдала за эту возможность ради меня жизнь. Но Ольга приходила на помощь и говорила, чтобы я этого не делала.
Эта удивительная женщина дарила мне очень много тепла и улыбок, что, казалось, мама все еще рядом. Не удивительно, что они были подругами. Они даже чем-то похожи. Я впитывала ее любовь и грелась в ней. Потому что ощущала ее искренность.
Я встала на учет в местной больнице, по старой фамилии мамы. Так настоял Карим, привезя новые документы. Я больше не была замужем, и обручальное кольцо, которое теперь дарило не тепло, а холод, носила на шее. Выкинуть его все же не смогла, как и убрать далеко в ящик. Оно помогало быть в трезвой памяти. Не питать иллюзий, не надеяться.
В самом начале, после приезда я по-дурацки порой ждала, что Давид приедет и скажет, что все это ложь. Что все подстроено моим отцом. Скажет, что любит меня и малыша. Заберет с собой. Но дни шли один за другим, а в дверь так никто и не постучал.
Когда день сменялся новым днем, я испытывала сначала боль, а за ней и злость. Так истязала себя, пока не смирилась.
Иногда он мне снится. Весь безжизненный такой, похудевший и уставший. С отросшей щетиной, которая ему все равно идет. Говорит, что ждет меня. Что не отпустит. Найдет и увезет домой. Я плачу и верю, а потом просыпаюсь и долго не могу уснуть. Потому что не хочу засыпать и снова слышать эту ложь. Мне тяжело в этом плане. Если маму я отпустила, потому что нет иного выхода. Смерть никак не исправить. А вот с ним, эта самая неясность вводит меня в заблуждение. А я хочу поставить точку, но не могу. Обида гложет и напоминает о том, как несправедливо со мной обошлись. И его ребенок во мне растет. Точку поставить я, кажется, никогда не смогу.
– Готова? – тетя Оля входит в комнату и ждет, пока я надену куртку, чтобы отправиться на УЗИ.
Осень в Беларуси начинается, к сожалению, вовремя. Поэтому мы уже ходим по погоде.
– Да, – улыбаюсь ей и, взяв сумку, иду за женщиной.
Карим стоит на улице, я вижу его в окно.
– Волнуешься?
– Немного.
Облокачиваюсь рукой на подоконник, чтобы наклониться и просунуть ногу в узкие кеды, и последним замечаю, как Карим стоявший и смотрящий на нас резко пошатнувшись падает вдоль машины на землю с громким хлопком.