Мы с Димой переглянулись, посмотрели на Василинку, и покатились со смеху. Давно я так не смеялась вместе с Димой, последний раз мы хохотали, прижавшись друг к другу, когда были в театре пародии.
У меня от смеха выступили слёзы, и, вытерев их, я
воскликнула:
- Нашла, что читать ребёнку. Василиночка, девочка моя, - я
погладила её по голове, - то, что ты честь родителей
отстаиваешь, это хорошо, но не хулиганскими же методами.
- А какими? – спросила Василинка.
- Я попытаюсь это объяснить тебе, когда ты подрастёшь, - воскликнула я, - сейчас ты не поймёшь, но хулиганить не надо.
- Хорошо, - кивнула Василинка.
- Забила ребёнку голову чёрте чем, - гневно воскликнула я, и подозвала официантку.
Вечером, за ужином, я рассказала Максиму и Анфисе Сергеевне о случившемся в кафе.
- Отстаивать честь родителей? – смеялась Анфиса Сергеевна, - обалдеть можно!
- Удивительная у тебя дочка, - улыбнулся Макс.
- Это не она удивительная, а её бабушка, - воскликнула я, ковыряясь вилкой в филе морского языка, запечённого в
кляре, - куплю ей завтра нормальных книжек, и пусть только попробует читать ей романы девятнадцатого века. Она же ещё маленькая.
Сказано-сделано, утром я поехала в магазин, и скупила почти все детские сказки, которые были в магазине. Начиная русскими, и заканчивая « Белоснежкой » и моей любимой
Астрид Линдгрен, и Гансом Христианом Андерсеном.
Дома я застала маменьку и Аську, папа уже уехал в штаб.
Мой отец военный, и сейчас он уже полковник, ему вот-вот дадут генерала, и он командует дивизией.
Я никогда не понимала, что связывает моих родителей. Сколько себя помню, они всегда ругались, то, что мама не
любит его, и никогда не любила, видно сразу, но, тем не менее, они всю жизнь идут рука об руку.
С моей матерью трудно ужиться, она человек демократичный, жёсткий, авторитарный, а папа, напротив, мягкий. Но, не смотря на свою злобливость, маман превыше всего ставит заботу о детях, в этом её упрекнуть нельзя.
- Так, - села я рядом с ними за стол, и грохнула на стул книги, - мама, вот это надо читать Василинке, а не старинные романы.
- А чем плохи старинные романы? – подняла брови маменька, и
мне пришлось рассказать ей о вчерашнем.
Аська хрюкнула и уткнулась носом в чашку, а маман отпила
из чашки кофе, и с ухмылкой проговорила:
- Так и быть, не буду забивать ей голову. Ты права, ей действительно ещё рано.
И я тут же забеспокоилась. То, что маман так легко согласилась со мной, ещё не означает, что она со мной солидарна.
Сейчас она кивает, и, не сомневаюсь, что, как только за мной захлопнется дверь, она из вредности побежит с очередным романом к Василинке.
- Учти, мама, - звенящим тоном сказала я, - ещё одна её выходка в этом роде, и заберу дочь к себе в особняк.
Маман вздохнула, и это только подтвердило мои опасения.
- Ладно, - кивнула она, - не буду, так и быть. Что там у тебя?
О, Астрид Линдгрен, замечательно, сама её люблю, жаль, я уже давно выпала из детства.
Я выпила с ними кофе, и села в машину. Чем заняться?
Документация вся проверена, я всю ночь не спала, просидела над бумагами, нужно было срочно просмотреть квитанции, и за всё расплатится. А Максим очень злился, и вился надо мной, словно коршун, но в постель меня заманил лишь четвёртом часу ночи.
Думаю, он сейчас на ковре у генерала мышей не ловит,
поскольку заснули мы в шесть часов.
Пожалуй, поеду – ка я к мужу Алены, и попробую расспросить его. Они познакомились на заводе, куда Алена устроилась уборщицей, а потом она перешла в швейную фабрику.
Я уже знала, что это за завод, и поехала туда. Аленка по ходу дела рассказала мне, что мужа её зовут Вячеслав Синицын, и про завод тоже рассказала.
В приёмной меня тут же тормознула вахтёрша, мирно читавшая книгу за рабочим столом.
- Вы кто будете? – тут же спросила она, отодвигая от себя книжку.
- Мне нужен Синицын Вячеслав, - пояснила я, и показала ей удостоверение.
- Что он натворил? – спросила женщина, возвращая мне корочки.
- Он является свидетелем, - пояснила я, - и мне необходимо с ним поговорить.
- Свидетелем, - пробормотала вахтёрша, и сняла телефонную
трубку. Через десять минут мы с Вячеславом сидели в небольшой комнатке, примыкающей к вахте, и он с интересом меня разглядывал. Он был какой-то нескладный, худощавый, и на вид чисто трудяга. Удивляюсь я Алене, хотя, после того, как её бросил жених, и не было ни малейших перспектив, и за такого выскочишь. Лишь бы не остаться на старости лет в одиночестве.