— Доешь, — кивает на мою порцию ужина, которую я лишь поковыряла вилкой, толком не распробовав.
— Если честно не хочется.
— Доешь, — произносит с нажимом, — буду ждать тебя в гостиной.
От его слов и тона внутри все переворачивается. Даже закрадывается мысль сбежать, но вряд ли мне удастся, да и куда в конце концов. Послушно впихивая через силу в себя ужин все доедаю.
С дрожащими руками убираю со стола и на не гнущихся ногах прохожу в малую гостиную. Стоило появиться на пороге, как он тут же откладывает бумаги в сторону.
— Подойди, не бойся, — когда оказываюсь рядом, разворачивает к себе спиной и задирает подол. Тяжело вздыхает и тянется к столику, на котором лежит какая-то баночка. Все это время стою, кажется даже не дышу. Зажмуриваюсь, скорее от волнения, когда чувствую пальцы в креме, поглаживающие ягодицы.
Разворачивает к себе лицом и мягко тянет на себя, вынуждая его оседлать. Изучает мое лицо, пока я безропотно подчиняюсь его воле. Как бы я не старалась, не могу понять, какие эмоции таятся за этой ледяной маской.
— Ты ведь понимаешь, почему я это сделал? И что я сам этому не рад? — молча киваю. — А теперь расскажи мне, что творится в твоей голове и душе, — требует он.
Это совершенно не то, что я ожидала услышать. Я думала, сейчас он выскажет все, что думает обо мне, предъявит список требований и ограничений, на худой конец продолжит угрозы.
— Не могу, — прошептала я. Даже с Камилой не могла поделиться тем сумбуром, что терзал меня. На мгновение в его глазах отражается разочарование, но он не отпускает, прижимает к себе, укладывая мою голову себе на плечо и легонько поглаживает спину.
— Придется, моя девочка. Мне нужно знать. Понимаешь? Скажи, как мне тебе помочь?
Его голос звучит так тепло, ласково, но мою плотину эмоций прорывает, когда улавливаю в нем искренность. Костя впервые так говорит со мной. Без повелительных ноток, давления и отстраненности. Начинаю рыдать, громко, истерично, некрасиво.
— Умница моя. Отведи душу, — его объятия становятся крепче. Говорят, когда ребенок падает, нельзя акцентировать на этом внимание, нужно дать понять, что ничего страшного не произошло, чтобы у ребенка не началась истерика. Сейчас же Константин намеренно ковырял мою рану, выпуская наружу весь гной.
Когда я успокоилась, лишь вздрагивая от всхлипываний, он поднялся вместе со мной. Мне было так тепло и уютно, но очарование этим моментом начало блекнуть, как только мы оказались на пороге его спальни.
Он опустил меня на кровать, ушел на пару минут в ванную, а вернувшись принялся аккуратно раздевать.
— Костя, прости, но я не… настроена.
— Я знаю. Я тоже.
С себя он стянул одежду гораздо быстрее, буквально в два рывка, подхватил мое безжизненное тельце на руки. Оказывается в ванной набиралась вода, он погрузился в нее вместе со мной, укладывая меня на себя.
Когда мы удобно расположились, а вода почти полностью накрыла наши тела, Костя ногой перекрыл воду.
Мы просто лежали в молчании. Я грелась его теплом и заботой. Когда дыхание полностью пришло в норму, Костя подцепил пальцем мой подбородок. А затем зачерпнул в ладонь воду и начал умывать меня, как ребенка. Мне стало так смешно, но безумно приятно. Глупо улыбаясь, я не сопротивлялась.
— Ну, — вытерев тыльной стороной ладони мое лицо, — готова говорить? — Хорошее настроение тут же испарилось. Не знаю в чем проблема. Сложно обнажать душу. Если быть совсем откровенной, то наверное я боюсь столкнуться с непониманием и осуждением или еще хуже обесцениванием внутренних переживаний. — Ты и сама знаешь, что у меня туго с пониманием эмоций. Мне не все равно, Рита. Просто мне сложнее… Я обещал тебе, тогда на свадьбе, что мы будем счастливы. Так помоги мне.
— Я ее ненавижу, — слова вырвались сами из моих уст. Я испугалась и в то же время сама начала стыдиться собственных чувств. Вслух это звучит еще хуже. — Не все время. Только после ее смерти я поняла, как мне было тяжело и обидно. Оказывается, пока она была жива, я глушила в себе обиды, игнорировала их, надеясь на лучшее. Радуясь тем недолгим перерывам, когда мама вновь становилась собой. Несознательно я блокировала все негативные эмоции. И сейчас вместо того, чтобы горевать я вновь и вновь прокручиваю в голове весь тот ужас, через который я прошла по ее вине. Я все время злюсь, и в то же время стыжусь себя. Я считала, что люблю ее безусловной любовью. Ни за что, просто за то, что она моя мама. А сейчас я осознала, что просто моя маленькая внутренняя девочка, недополучившая любви, надеялась вернуть маму ради себя самой. Я мечтала о ее трезвости исключительно ради себя, а не ради нее. И теперь, когда вместе с ней я лишилась той надежды, меня переполняют все эти отвратительные чувства и ощущения. Я ужасный человек и дочь.
Костя внимательно слушал мои сбивчивые объяснения, на его лице, как всегда не было ни одной эмоции.