Фальшивомонетчик. Дюссельдорфский убийца. У трех дубов. Бандит

— Мы должны сейчас тщательно обыскать весь дом, — предложил Сократ. — Возможно, что она оставила какой–нибудь след. Начнем сейчас же отсюда. Куда ведет эта дверь?

— В библиотеку, а другая в мой плавательный бассейн. Помещение не из великолепных. Посередине его находится бассейн четыре на три метра.

Он прошел вперед, включил свет и показал Сократу большую просторную комнату, стены которой были выложены кафелем.

— Что находится в шкафу? — длинный палец Сократа указал на встроенный в стену двустворчатый шкаф в другом конце комнаты.

— Там купальные принадлежности, и больше ничего.

Несмотря на его слова, Сократ открыл белые лакированные дверцы шкафа.

— А зачем здесь стул?

Боб почесал себе голову.

— Пусть меня повесят, если я это знаю. Первый раз вижу, что в шкафу стоит стул.

Взглянув в окна, которые были на уровне глаз, Сократ продолжал свои расспросы:

— Когда вы были здесь в последний раз?

— Прошло уже около недели, как я не плавал.

— И за это время сюда никто не заходил?

Штейн молча покачал головой.

— Маленькая дверь там, в углу, ведет наружу?

— Да, в сад.

— Может ли кто–нибудь кроме вас пользоваться бассейном?

— О, нет, — со смехом возразил Боб. — Он только для меня. Впрочем, если бы мои люди захотели им воспользоваться, то не смогли бы это сделать, так как слив и заполнение бассейна происходит автоматически из моей комнаты.

Сомкнув руки за спиной, Сократ задумчиво уставился на шкаф.

— Ну, — вывел наконец его из задумчивости Боб Штейн, — к какому заключению вы пришли?

— К какому? — Сократ спокойно смотрел в лицо своего собеседника. — Имеются две загадки, Боб, из которых одну я решил. Я знаю, почему к вам сегодня вечером приходил Джефри, точнее, знаю, что он от вас требовал: знаю также о приговоре над миссис Барк из Исвингстонского института, и я знаю довольно точно, что случилось с Молли. А теперь я хочу вам, Боб Штейн, рассказать маленькую историю, которая вас, несомненно, заинтересует так же, как она заинтересовала и меня. Она касается одного пятидесятилетнего мужчины, который влюбился в двадцатидвухлетнюю девушку и предпочитает пойти на любое преступление, только бы не видеть эту девушку счастливой с другим.

Боб Штейн сделался смертельно–бледным.

— Я исхожу из того, что обнаружил в день убийства Менделя. Тогда, в первый момент, я не мог вас заподозрить в преступлении, потому что с вашей точки зрения этот поступок был совершенно бессмысленным.

— Ах, вы не обвиняете меня в убийстве?.. — Боб Штейн злобно рассмеялся. — Ну это уже кое–что, может быть, еще в чем–нибудь собираетесь оправдать меня, прежде чем вы и я подойдем к концу?

— В день после убийства, — продолжал Сократ, сделав вид, что его не прерывали, — я нанес вам визит, и пришел как раз тогда, когда вы разговаривали по телефону в библиотеке. И разговаривали вы с кем–то по имени Барк, которой сказали следующее: «Для вас в этом деле выделены пятьсот фунтов». Позже я услышал также и название «Исвингстон». Вы видите, что я вас бесстыдно подслушивал. Далее, в Скотленд–Ярде имеется человек, который ничего не забывает. Вы так же хорошо, как и я, знаете нашего старого друга с белой бородой, в очках, который с прилежностью пчелы собирает все даты и заключения судебных заседаний. После того, как я узнал от него все подробности относительно Барк и Исвингстонского института, мне осталось сложить два плюс два.

— И вы получили пять, — издеваясь сказал Штейн.

— Нет, старина. Добрые четыре. Молли не хотела вас знать и подарила свое сердце моему брату — как мне кажется, отличный выбор. Но вы окончательно не были уверены в чувствах Молли. Затем, в день осмотра трупа, из моего разговора с начальником полиции вы узнали, что Молли ведет дневник, которому, по примеру многих девушек, поверяет свои сокровенные мысли и мечты, иначе она едва ли стала бы его спасать из огня. Старые люди при подобных обстоятельствах спасают свои зубные протезы, — заменил не без юмора Сократ, но лицо Боба Штейна оставалось каменным. — Вы тотчас же решили прочесть во что бы ни стало записки Молли. Вы проникли в гостиницу и похитили дневник. Я полагаю, что там действительно говорилось о достаточно нежных чувствах к Лексингтону.

Глаза Боба Штейна сверкнули ненавистью.

— Будь он проклят, если бы этот олух не приехал сюда…