— В самое яблочко. Давайте сразу же отправимся к Мидлю. — Шпиц сделал телефонный звонок, после чего еще более воодушевился. — Нам повезло. Мидль сказал, что у него сейчас как раз есть для нас картина Рембрандта «Человек со шпагой».
Швенд, которого впечатлило такое название, спросил, сколько может стоить это полотно.
— Мидль сказал, что, поскольку мы с ним друзья, он готов уступить ее за один миллион двести тысяч рейхсмарок.
— Позвоните ему и скажите, что мы согласны.
Шпиц так и сделал, а потом, получив от Швенда шестьсот тысяч марок наличными и напутствие: «Привезите ее скорее», отправился заключать сделку.
Мадьяросси действовал в соответствии с полученными от Хольтена инструкциями. Он сумел войти в доверие к руководителям движения Сопротивления и вскоре был полностью в курсе планов восстания. Он обо всем подробно доложил Хольтену, при этом сделав одну оговорку-предупреждение — он пока не сумел познакомиться с главным вождем восстания. В качестве курьера он совершал частые поездки из штаба восстания в городе Банска-Бистрица в Братиславу и даже в Прагу. Так Хольтен оказался в затруднительном положении. Он чувствовал, как уходит время, но последняя неудача заставляла его выжидать, пока к нему в руки не попадет материал, неопровержимо доказывающий факт подготовки вооруженного выступления.
Когда Шпиц в очередной раз отправился в Амстердам для продажи фальшивых денег, он позвонил Мидлю.
— Вы помните наш разговор, когда я звонил вам из Италии? — спросил он.
— О той картине Рембрандта, которую вы со своим другом собираетесь купить? Только не говорите мне, что вы решили отказаться от сделки.
— Я привез деньги за нее. Кроме того, мне хотелось бы получить от вас инструкции по перевозке картины.
— Позвольте, я покажу вам ее перед тем, как расстаться с ней навсегда.
Шпиц пришел в восторг от полотна. Потом он спросил:
— Так вы сказали, картина стоит триста тысяч рейхсмарок?
Мидль буквально взорвался от ярости:
— Господин Шпиц, сейчас не время для ваших шуточек. Я ясно сказал, что цена картины пятьсот тысяч.
— Тогда сделка отменяется: я не рассчитывал на такую большую сумму.
— Но, герр Шпиц, мы же договорились на полмиллиона.
— Ничего подобного. Оставьте картину себе или отдайте ее за триста тысяч.
Мидлю пришлось быстро принимать решение. Он знал, что картина является подделкой, выполненной Ван Меегереном, но все равно это не было поводом для того, чтобы обрушить рынок. Он решил не уступать и заявил:
— Ну что ж, за то, что вы представили мне несколько клиентов, я сделаю для вас скидку. Специально для вас цена будет четыреста девяносто тысяч.
Начался долгий торг, и в конце концов Мидль согласился уступить «этот шедевр работы великого фламандского мастера» за триста девяносто тысяч рейхсмарок. Был выписан соответствующий счет, и картина отправилась к своему новому хозяину Швенду. Шпиц чувствовал, что он совершил хорошую сделку: стал совладельцем картины старого мастера и, кроме этого, получил чистую прибыль сто десять тысяч рейхсмарок наличными.
В Берлине Олендорф искал союзников в своей личной войне против Швенда. На одном из совещаний он случайно узнал, что и Мюллер жаждал ликвидировать «барона из Шлосс-Лаберса», и решил действовать с ним совместно. Оба понимали, что ничего не смогут сделать, кроме как добиться обвинения Швенда в особо тяжком преступлении, предусматривающем в качестве наказания смертную казнь по приговору Народного трибунала. Такие приговоры приводились в исполнение в течение одного часа. Они несколько раз встречались для того, чтобы обсудить план совместных действий.
Олендорф предлагал арестовать Швенда по обвинению в каком-нибудь политическом преступлении. Ведь в его жилах, несомненно, текло какое-то количество еврейской крови.
— Это бесполезно. Мы никогда не возражали против того, чтобы евреи делали деньги для рейха, поэтому мы не сможем возражать и против того, чтобы он продавал деньги, даже если он был бы евреем, каковым Швенд не является.
— Некоторые мои люди на севере Италии доносят, что он использует в качестве своих агентов преступников. Я слышал, что он даже вытащил одного из них из тюрьмы.
— Ответ будет таким же. Если заключенные в концлагерях могут производить товар, то почему мы должны запрещать то, чтобы бывшие заключенные занимались его продажей? Нет, нам нужно найти какое-то гораздо более тяжкое обвинение. И нужно, чтобы решение по этому поводу принимал не Кальтенбруннер, а кто-то другой. Швенд вертит Кальтенбруннером как хочет. Если привлечь к делу Кальтенбруннера, то можно заранее считать, что Швенд уже выиграл его. Нам нужен независимый суд, такой как, например, Народный трибунал, где обаяние и умение быстро соображать Швенду не помогут.
— Хорошо, но как подвести его под такой суд?
— Мы обязательно что-нибудь обнаружим. Вашей задачей будет информировать меня о всех заданиях, которые Швенд получает от Кальтенбруннера или Шелленберга, а я сумею отыскать нужные улики.