Фальшивые друзья

— Этот вопрос не возникнет вообще, — ответил Шпенглер. — В тех районах, которые предполагается оставить красным, то есть войскам стран Варшавского Договора, должна быть осуществлена тактика выжженной земли. Вы думаете, зря у нас пишут, что населению придется столкнуться с «мучительной дилеммой»? Вот так оно и планируется на случай войны — выжечь все дочиста.

Мы с Клаусом слушали молча. Застучал телетайп, и мы занялись очередной телеграммой. Вопросы большой политики меня уже не интересовали. Важней казались цены в столовой и плата за отопление и освещение в комнате, которая была нам отведена. Комнатой это помещение можно было назвать с натяжкой — нам отвели закуток в пультовой при круглом фойе, поставив там раскладушки. Народ в зале то и дело собирался, свет горел, а ведь все могли свалить на нас — заявить, что жжем электричество по ночам.

* * *

Праздник шахтеров! Половина срока нашей командировки истекла. Надо было это дело отметить. Раскладушка в пультовой подождет. В шесть вечера, как только закончился рабочий день, я уже был готов. «Для дискотеки время еще довольно раннее, — думал я, сидя в зале, где почти никого не было. — А больше идти некуда». Я разглядывал то свой стакан с кока-колой, то потолок. В углу, обнявшись, сидела какая-то парочка, не обращая внимания ни на что вокруг.

Глядя на обнявшихся, я немножко завидовал им. Что если бы сейчас рядом со мной сидела Петра?

Я заказал еще бутылку кока-колы. Скука смертная! Мне снова вспомнилось наше с Йоргом дурацкое положение. Черт бы побрал все! Так спокойно работается со Шпенглером и Клаусом! Остался бы я здесь, и гори они все синим пламенем — Вупперталь, Йорг, Винтерфельд, курсы по подготовке унтер-офицеров…

— Здесь свободно? — оторвал меня от размышлений чей-то голос.

Я вздрогнул.

— Извини! — Парень моего возраста продолжал оглядывать столики. — Нас тут целая компания, хотим сдвинуть столы, нельзя ли и твой прихватить?

— Можете взять! — буркнул я и встал.

— Сиди, сиди, ты нам не помешаешь. Если не имеешь ничего против, возьмем и тебя в компанию.

Я снова уселся, продолжая размышлять о своем. Но только что пришедшие гости вели себя очень шумно. Было их одиннадцать человек. Отмечали чей-то день рождения.

— Привет! — обратилась ко мне девушка, севшая напротив, и улыбнулась. Похоже, в этой компании она оказалась случайно. — Меня зовут Анна, — сказала она по-английски.

— А меня — Петер.

Мы помолчали, глядя друг на друга. «Черт возьми, а она симпатичная».

— Вы мне нравитесь, — выдавил я с трудом.

Майер, наш учитель английского языка, наверняка поставил бы мне пятерку за мое «Аи лайк ю».

Вместо ответа Анна показала мне жестом, что не прочь была бы потанцевать.

Мы крутились на пятачке целую вечность.

Соседи по столу смеялись:

— Анна, а он парень ничего! Наверняка лейтенант или скоро им станет!

— Сверхсрочники зарабатывают неплохо, но подумай, прежде чем выходить замуж!

Анна или не понимала по-немецки, или не хотела понимать. Она улыбалась, держа меня за руку.

Я узнал, что родом она из Малайзии, в ФРГ попала по набору, завербовавшись медсестрой. На ломаном английском я попытался объяснить ей, что хочу стать учителем физкультуры в школе и что скоро закончится срок моей службы в бундесвере. О своих проблемах я не счел нужным говорить. Сказал только, что хочу стать унтер-офицером.

— Унтер-офицер — что это такое? — никак не могла понять она.

«Еще подумает, что меня разжаловали», — решил я. Мне хотелось объяснить девушке, что на унтер-офицерском звании я не собираюсь остановиться, хотел бы дослужиться до офицера. Но как объяснить? Сержант, лейтенант… Кажется, Анна поняла меня.

Зазвучала музыка популярной песни «Сатиновая ночь». Мы встали и пошли танцевать, глядя друг другу в глаза.

* * *

Опять вы мне притащили еду? К дьяволу, оставьте меня в покое с вашей едой! Вы что, собрались кормить меня на убой? Вот ваша вермишель, вот ваши помидоры! Я украсил ими стену камеры!

Анна, не верь им, не верь тому, что они тебе обо мне рассказали. Не верь, что я убийца! Это ложь! То, что они сделали, чудовищно. Разве можно так?

— Что с тобой, ты, вонючка?

Я и не услышал, как надзиратель открыл дверь.

— Наверное, ты слишком благороден, чтобы лопать вермишель? А убирать за тобой кто будет? Мы? Нет, друг милый. Сам уберешь! Займешься уборкой сразу после прогулки. Заодно твое художество на стене пока подсохнет, чтобы ты лучше почувствовал, что такое уборка. А ну давай поднимайся!

Надзиратель выталкивает меня из камеры.

— Давай, давай, иди пошевеливайся, не будь сонной мухой. Тебе полезно подышать свежим воздухом!

Как я ненавижу эту обязательную прогулку! Что значит этот час так называемого свежего воздуха по сравнению с 23 часами камеры?! Да это только средство усилить тяжесть ареста. Погуляй, мол, понюхай, как пахнет ветерок свободы. Он долетает иногда из-за стены, когда дует в восточном направлении.