— Я и не начинал, — проурчал он, но улыбнулся уже задорно, принимая моё желание перевести разговор в невинное русло шуток.
Завершив с прогулкой, мы вернулись в мои покои. Доминик остался с сыном, позволяя мне помыться и переодеться перед сном. Следом отлучился к себе, чтобы принять душ. Но вернулся быстро и прилёг на кровать, наблюдать за тем, как Максимилиан сонно тянет молоко. При появлении отца малыш почти мгновенно уснул и отправился в кроватку. К нему тут же прыгнул Ланцелот, теперь ему разрешалось оставаться с нами. В последние дни я засыпала с Максом, потому Доминик проникал в мою постель без спроса. Сегодня же всё это происходило на моих глазах.
— Ты спрашивала, как прошёл этот год для меня, — укрыв Максима одеялом, он вернулся к моей кровати, присел на её край и подобрался ко мне, нависая сверху. — Это было пыткой, Валери. Меня успокаивало только твоё признание в чувствах ко мне. Я старался верить в то, что ты меня действительно любила и поэтому оставишь нашего ребёнка.
Тёмный взгляд снова обжигал, на этот раз роящимися в нём эмоциями. Я задохнулась под потоком чувств, не зная, что сказать. Ответить откровением на откровение? Промолчать?
— Ты оставила ребёнка, полюбила его. Даёт ли это надежду на то, что твои чувства были правдивы и что не исчезли до сих пор?
— Я о многом врала, Доминик, но не о своих чувствах, — призналась хрипло, ведь обещала, что в наших отношениях больше нет места лжи.
Он задохнулся на миг. Твёрдые губы изогнулись в несмелой улыбке и начали приближаться к моим. Кажется, я так не волновалась даже перед нашей первой ночью. Столько боли позади, сложностей, страхов, сомнений, и неизвестно, что нас ждёт впереди. Быть может, моей главной ошибкой стала любовь к этому мужчине? Но это была сладкая ошибка, подарившая мне мгновения взаимной любви. Которые можно вернуть…
Губы Доминика накрыли мои в поцелуе. Мягком, неспешном. Он будто боялся меня спугнуть. А я его. Потому подавила желание потянуться к нему и лишь ответила на его порыв. Дыхание наше учащалось с каждым мгновением. Сердце стучало всё быстрее. И когда приблизился миг надрыва нашей выдержки, Доминик отстранился.
— Я люблю тебя, Валери, — кончик его указательного пальца скользнул по моей щеке. — Полюбил давно, не признавался себе и тебе, но не переставал любить даже в этот сложный год.
Глаза вновь наполняли слёзы, но только радостные, искристые. Не горькие, сладкие. Стоило тоже открыться, но Доминик не ждал ответных признаний, он вновь склонился ко мне и поцеловал. В груди зародилось что-то горячее, почти обжигающее. Даже пугающее. Болезненное. И именно в этот момент мне пришло видение.
Видение рассеялось.
— Валери, не пугай меня так! Валери?!
Я очнулась в кольце рук Доминика. Он обнимал меня, удерживая на своих коленях. Чёрные глаза смотрели почти в панике.
— Всё в порядке, — прохрипела я, стирая что-то тёплое из-под носа. Пальцы окрасились в алый. У меня шла кровь. — Это видение. Далёкое. Получается, лет шестьдесят назад.
— Я тоже это видел. Сигаль и Жаклис открыли Разлом. Бертран был прав.
— Ты видел? — удивилась я.
— Да, через тебя. Но как ты увидела это? Почему сейчас?
— Сама не понимаю. Мы же просто… Хотя нет, это было не просто, — усмехнулась, теперь коснувшись губ.