Фальшивый грош

Однако заснуть той ночью я не сумела. От любого поскрипывания пола, от дуновения ветерка в листьях, у меня душа ухала в пятки. Что случилось с фонарем? Перегорела лампочка, или ее разбили нарочно? Свободно могла перегореть. Разве можно незаметно разбить лампу в таком людном месте? Кто же будет стоять на тротуаре и швыряться камнями. Но могли выстрелить, и, если стрелок воспользовался, к примеру, 22 калибром или даже духовой винтовкой, то мог сделать это и средь бела дня из припаркованной машины или из-за куста сада, его никто бы не увидел, а слабый звук выстрела внимания не привлек.

Но как бы там ни было, факт тот, что теперь у отеля темно, и если кто вознамерится проникнуть ко мне незаметно, ночь самая подходящая, сам он себе устроил эту возможность или нет.

Наверное, я все-таки задремала, потому что от звонка дернулась всем телом. Я быстро включила настольную лампу. На будильнике три минуты второго. Несколько секунд я смотрела на телефон, надеясь, что звонки мне приснились, но когда телефон затрезвонил снова, чуть ли не по-человечески нетерпеливо, сняла трубку.

Звонила жена фермера, живущего милях в двух от города. Она извинительно объяснила про свою семилетнюю дочку.

— Доктор, Линда проснулась час назад в слезах, жалуется на животик. Я дала ей немножко молока с магнезией, но, по-моему, ей стало только хуже, она вся горит. Она жаловалась еще когда вернулась из школы, чаю даже перед сном не захотела, но я не придала значения. Но теперь что-то не уверена, что это пустяки.

Я — тоже. И пообещала, что тотчас приеду. И только когда почти оделась, меня вдруг стукнула мысль — вызов означает, что мне придется отпереть дверь, выйти в сад, на улицу, к машине, стоявшей у бровки. А фонарь не горит…

Очень твердо я приказала себе не быть идиоткой. Если кто-то и хочет убить меня — что далеко не доказано — откуда ему знать, что у Линды проявятся симптомы острого аппендицита, что мне позвонят ночью и когда. А машина всего шагах в сорока от двери. Что со мной случится за несколько секунд?

Набросив пальто, я взяла сумку и фонарик и стала топтаться у двери. Свет оставлю включенным — невыносимо думать, что придется возвращаться в темную комнату. Я вдохнула побольше воздуха, тихонько повернула ручку, приоткрыла дверь, быстро вышла и, захлопнув ее за собой, помчалась по тропинке сада… Просто невероятно, как разыгравшееся воображение, объединившись с темнотой, способно превратить приятное знакомое окружение в место зловещее, угрожающее и опасное. Я изо всех сил старалась не думать про опасности, затаившиеся во тьме.

Бежала я бегом, но сорок шагов до машины оказались громадным расстоянием.

Никогда в жизни я так не радовалась, что ночной визит потребовал хирургического вмешательства. Домой я вернулась уже утром, по улицам ходили люди, а сад снова стал обычным садом.

Днем я ухитрилась поспать часа три, так что когда Эйлза Метленд позвонила мне и пригласила придти поиграть полчасика в теннис, я сдержала сиюминутную реакцию — отклонить приглашение, и согласилась. Физические упражнения помогут мне заснуть, а я планировала лечь пораньше.

Мы освежались лимонадом в гостиной после двух сетов, когда в разговоре всплыло имя Элинор. Я заметила, что мне нравится теннис — великолепный способ отвлечь ум и сохранять тело в хорошей форме.

Эйлза откликнулась, что и ей игра доставляет удовольствие, прибавив:

— С Элинор мы играли чуть не каждый день.

— С Элинор Шредер? — сразу насторожилась я.

Она кивнула.

— Я и понятия не имела, как сильно влияет ее гибель на маленькое общество, где все знают всех, — медленно произнесла я. — Воображала, будто никак меня не затронет, а вот, однако, без конца натыкаюсь на событие, хотя я тут посторонняя.

Эйлза, взглянув на меня холодными оценивающими зелеными глазами, хохотнула.

— А знаешь, твое положение в Виллоубанке уникальное! Ты единственная тут, полностью чистая от подозрений. Кроме еще двоих-троих. Задумывалась про это?

И Эйлза пыхнула сигаретой.

— Вот скажи, как на свежий взгляд тебе видится это дело? Что представляется самой вероятной разгадкой?

Я колебалась.

— Ну? — чуть насмешливо подзадорила она. Я не знала, что скрывается за этой насмешливостью. — Не говори только, будто у тебя нет теории. У всех в Виллоубанке своя версия — кроме, разумеется, одного — кому версии строить нет нужды.

— Нет у меня теории…

— Да брось! — Эйлза нетерпеливо стряхнула пепел. — Никто не устоит перед искушением поиграть в детектива. И идеи твои, наверняка, интересны, потому что твои-то чувства тут никак не затронуты. — Искоса глянув на меня, Эйлза неожиданно расхохоталась. — Или — да?

Я вспомнила, что сказал Билл про Эйлзу: «По-моему, она проявляет больше интереса к Карлу Шредеру, чем тот к ней». И к глубокой своей досаде, почувствовала, как лицо у меня вспыхнуло. Эйлза забавляется, выпытывая у меня про отношения с Карлом, а я реагирую как школьница. Ее это развлекает? Что она думает, глядя на меня так и усмехаясь?

Я осторожно сказала, стараясь обойти подводные рифы и прикрываясь собственной любознательностью: