Фальшивый талисман. Зашифрованный счет

«Вчера скоропостижно скончался известный житель нашего города, с именем которого во многом связано процветание Загена, доктор Рудольф Зикс…»

Гюнтер воровато посмотрел, не вернулся ли инспектор, торопливо сложил газету и спрятал в карман, словно она могла выдать его. Не было сил подняться с кресла, но это продолжалось всего несколько секунд. Увидев инспектора в дверях, встал и вытащил ключ.

— Пожалуйста… это от моего номера.

Шел за полицейским, смотрел на его аккуратно подстриженный затылок — не было никаких мыслей и желаний, машинально отвечал на вопросы инспектора, когда тот осматривал номер.

Стоял на том же месте, что и утром, смотрел в окно — толпа уже разошлась, полицейские убрали остатки «фольксвагена». Почистят и вымоют асфальт, и завтра ничто не напомнит о сегодняшней трагедии: будет стоять какой-нибудь «ситроен» или «опель», только он, Гюнтер, запомнит на всю жизнь, потому что совесть будет мучить его.

Интересно, мелькнула внезапно мысль, а мучила бы, если б он все же заполучил пять миллионов? Наверно, не так, ибо знал бы, ради чего пожертвовал двумя жизнями, а так пусто, — все напрасно: и их поездки, и волнения, и, наконец, его измена.

Завтра он вернется в Швейцарию, и начнется привычная жизнь — кофе по вечерам в клубе, репетиции и спектакли, споры об искусстве… Среднее существование полунищего от искусства. Но, подумал вдруг с испугом, он уже не сможет примириться с такой жизнью, он уже почувствовал в руках деньги, много денег, он сроднился с ними, и соответственно изменились его взгляды и вкусы. Наверно, он напоминает сейчас обанкротившегося миллионера. Да, обанкротившегося, поскольку денег у него еле хватит на билет до Берна.

Гюнтер вынул платок, вытер потный лоб. Ощупал газету, вынул из кармана. Он один узнал о смерти Рудольфа Зикса, в конечном итоге какое это имеет значение, только он знает, что группенфюрер унес в могилу тайну шифра — Шлихтинг и Пфердменгес не догадываются ни о чем, и будет справедливо, если они финансируют его — скажем, по десять тысяч марок. Больше вряд ли дадут, но и не дать не смогут: он, объяснит, что эти деньги нужны ему для подкупа одного человека, без помощи которого трудно будет войти в доверие личности, знающей первые цифры шифра.

Улыбка смягчила заостренные черты лица Гюнтера: двадцать тысяч не так уж и плохо, конечно, не миллион и не пять, но все-таки какой-то трамплин для человека с умом. Ведь чего-чего, а ума у него хватит. Ума, настойчивости и деловой прыти.

Улыбнулся еще раз. Можно даже написать Шлихтингу и полковнику расписки, но пусть только попробуют вернуть свои жалкие двадцать тысяч! Он намекнет, что Гюнтеру Велленбергу — люмпен-интеллигенту, терять, собственно говоря, нечего, а вот дорогим господам… Если левые газеты начнут распутывать этот клубок…

Гюнтер засмеялся. Инспектор удивленно посмотрел на него, и парень сразу сделал постное лицо.

Потом инспектор ушел. Гюнтер лег на диван — захотелось спать, сон одолевал его…

Он лежал с подложенной под щеку ладонью и вдруг увидел темно-звездное небо — такое темное небо и такие яркие звезды можно видеть только во сне. Звезды мерцали, и Гюнтеру было тревожно, предчувствовал: сейчас что-то случится, и не знал, что именно…

Но вдруг луч, белый и тонкий, как лезвие, прорезал звездное небо и потерялся где-то в бесконечном просторе.

Почти одновременно в луче возникли две фигуры — они шли, взявшись за руки, словно их мог кто-то разлучить, вначале нерешительно, будто учились ходить по канату, но постепенно их шаги становились увереннее, они шли и не обращали внимания ни на звезды, ни на луч, смотрели друг на друга, и в этом безбрежном мире для них не существовало ничего, кроме них самих и их любви.

Аннет улыбалась Карлу — белая роза на зеленом стебельке — и ямочка на ее щеке двигалась, а глаза излучали синий свет…

Они шли, разговаривая о чем-то, молчали, смеялись, снова разговаривали и снова молчали. И им было хорошо, потому что самое главное — найти друг друга, зная, что всегда будут радостными и пожатие руки, и улыбка, и поцелуй, и просто ненароком сказанное слово, а они знали, что так будет вечно, поскольку луч вел их в вечность и дорога их не имела конца.