Смешение этих двух понятий проверки приводит к некоторым недоразумениям и логическим промахам. Кое-кто, интуитивно ощущая, что рассуждения по правилу modus tollens, исходящие из опровержения, могут относиться к весьма неявным посылкам из целостности нашего знания, отсюда ошибочно заключают, что ограничение ceteris paribus - это посылка, конъюнктивно соединеная с вполне очевидными посылками. Но "удар" может наноситься не рассуждением по modus tollens, а быть следствием последовательного замещения исходного "дедуктивного механизма".[309]
Таким образом, "слабый тезис Куайна" тривиальным рассуждением удерживается. Но "сильный тезис Куайна" вызывает протест и наивного, и утонченного фальсификациониста.
Наивный фальсификационист настаивает на том, что из противоречивого множества научных высказываний можно вначале выделить (1) проверяемую теорию (она будет играть роль ореха), затем (2) принятое базисное предложение ( молоток), все прочее будет считаться бесспорным фоновым знанием (наковальня). Дело будет сделано, если будет предложен метод "закалки" для молотка и наковальни, чтобы с их помощью можно было расколоть орех, совершая тем самым "негативный решающий эксперимент". Но наивное "угадывание" в этой системе слишком произвольно, чтобы обеспечить сколько-нибудь серьезную закалку. (Грюнбаум, со своей стороны, прибегая к помощи теоремы Бэйеса, пытается показать, что по крайней мере "молоток" и "наковальня" обладают высокими степенями вероятности, основанными на опыте, и, следовательно, "закалены" достаточно, чтобы их использовать для колки орехов.)[310]
Утонченный фальсификационист допускает, что любая часть научного знания может быть заменена, но только при условии, что это будет "прогрессивная" замена, чтобы в результате этой замены могли быть предсказаны новые факты. При такой рациональной реконструкции "негативные решающие эксперименты" не играют никакой роли. Он не видит ничего предосудительного в том, что какая-то группа блестящих исследователей сговариваются сделать все возможное, чтобы сохранить свою любимую исследовательскую программу ("концептуальный каркас", если угодно) с ее священным твердым ядром. Пока гений и удача позволяют им развивать свою программу "прогрессивно", пока сохраняется ее твердое ядро, они вправе делать это. Но если тот же гений видит необходимость в замене ("прогрессивной") даже самой бесспорной и подкрепленной теории, к которой он охладел по философским, эстетическим или личностным основаниям - доброй ему удачи! Если две команды, разрабатывающие конкурирующие исследовательские программы, соревнуются между собой, скорее всего, победит та из них, которая обнаружит более творческий талант, победит - если Бог не накажет ее полным отсутствием эмпирического успеха. Путь, по которому следует наука, прежде всего определяется творческим воображением человека, а не универсумом фактов, окружающим его. Творческое воображение, вероятно, способно найти новые подкрепляющие данные даже для самых "абсурдных" программ, если поиск ведется с достаточным рвением.[311]
Этот поиск новых подтверждающих данных - вполне естественное явление. Ученые выдвигают фантастические идеи и пускаются в выборочную охоту за новыми фактами, соответствующими их фантазиям. Это можно было бы назвать процессом, в котором "наука создает свой собственный мир" (если помнить, что слово "создает" здесь имеет особый, побуждающий к размышлениям смысл). Блестящая плеяда ученых, получая финансовую поддержку процветающего общества для проведения хорошо продуманных экспериментальных проверок, способна преуспеть в продвижении вперед даже самой фантастической программы или, напротив, низвергнуть любую, даже самую, казалось бы, прочную цитадель "общепризнанного знания".