Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Каждый фальшивый документ создаётся конкретным автором и запускается в оборот с какой-то определённой целью. После того как подделка обнародована, автор уже не властен над её судьбой. Одни фальшивки очень быстро забываются, оставляя лишь незначительные следы своего бытования. Другие после разоблачения становятся «хрестоматийными» примерами фальсификации и обретают долгую жизнь в литературе соответствующего профиля. Однако некоторые фальсификаты оказываются крайне живучими. Даже после разоблачения они вновь и вновь возвращаются в литературу, тиражируются в массовой культуре. На мой взгляд, степень «живучести» подделки определяется тем, в какой мере она соответствует идеологическим потребностям общества. Это особенно хорошо видно в тех случаях, когда подделки оказываются в новой для себя культурной среде. Ниже мы проследим судьбу нескольких фальсифицированных текстов, попавших в XVII столетии в Россию через европейские газеты.

Европейская периодическая печать стала привлекать внимание русского правительства уже в начале XVII в., т. е. практически сразу после начала издания первых газет. Со второй половины столетия в Посольском приказе начали составлять куранты (компилятивные обзоры иностранной прессы). Среди прочих статей на русский язык переводились и вымышленные «новости». Одним из наиболее показательных примеров является памфлет, опубликованный с датой 19 июня 1670 г. в качестве сообщения из Гамбурга. В нём рассказывалось о том, что во многих немецких городах произошли землетрясения, сильно напугавшие жителей. Церковные колокола звонили сами собой. В шведском же городе Калмере, когда больше 100 человек собрались к причастию, сосуд с вином распался на две части. При этом «со воздуху» раздался голос, пояснивший, что это наказание за неверие в «католицкие веры». Вслед за описанием столь очевидных знамений автор сообщил о принятии католицизма многими людьми на Нижней Эльбе[584]. Рядом с этой статьей на полях имеется помета кого-то из русских читателей, выразившего своё отношение к публикации: «лукавство засылочное». Данная надпись на «подносном» (предназначенном для зачтения царю и боярам) экземпляре курантов существенно отличается от обычных переводческих и писцовых помет. К настоящему моменту её автора установить не удалось, однако она, безусловно, принадлежала должностному лицу очень высокого ранга. Легкое «разоблачение» данной фальшивки вполне объяснимо. Она создавалась кем-то из католиков как средство борьбы с распространением протестантизма. В России такой проблемы не существовало, и фальшивка, попав в русскую культурную среду, сразу же вышла из обращения.

Совсем иначе сложилась судьба «Сказания о двух старцах». В нём рассказывается о появлении в разных городах Европы двух проповедников, предрекавших конец света. Это сочинение неоднократно с вариациями публиковалось в европейской прессе[585] на протяжении XVII–XVIII столетий. Сочинение имело вид обычного газетного сообщения. Сюжет «Сказания о двух старцах» довольно прост. В некоем городе (Палермо, Неаполе, Менге и других, место действия в разных редакциях менялось) появлялись два странно одетых старца, говоривших на необычных для этой местности языках. Старцы рассказывали о том, что Бог разгневался на людей за их грехи и скоро наступит конец света. Власти города (светские или церковные) арестовывали пророков и допрашивали их, а потом отправляли в Рим. Допрос выявлял благочестие старцев. Их святость в некоторых редакциях подкреплялась чудесами. К примеру, телега, на которой старцев отправляли в Рим, рассыпалась под ними, спадали оковы, открывались запертые двери. «Новость» о появлении пророков сопровождалась списком их пророчеств, которые чаще всего охватывали ближайшие 10 лет[586]. После того как указанная в тексте дата конца света проходила, издатели «подновляли» сё. Бродячие проповедники предсказывали войну, голод, мор, землетрясения, уничтожение огнём частей света и т. д. Содержание пророчеств в разных редакциях частично изменялось. Своим источником они имели тексты Нового Завета. К примеру, пророчество о том, что «будет едино стадо и един пастырь», цитирует Евангелие от Иоанна (Ин. 10:16), хотя и не имеет смысловой связи с притчей о добром Пастыре. Впрочем, содержание пророчеств лишь в общих чертах соответствовало Священному писанию и могло вызывать самые разные ассоциации. Об этом свидетельствует приписка к «Сказанию о двух старцах» в одном из русских сборников начала XVIII в. Её автор пометил: «Ищи о сем в отнотлии [так в тексте] книги Иезекииля пророка во главах 38 и 39. Да в Апоколепсисе в 3 и в 13, в 17, в 18 и в 20 главах. Апостола Петра в послании в зачале 67-й. Павла апостола во 2 послании к Тимофею глава 3-я, зачало 295 о человецех»[587]. Можно предположить, что неточное цитирование было продуманным авторским приёмом, который заставлял читателя самого искать наиболее убедительные именно для него аллюзии.