Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Ведь, скажем, в условиях традиционной родоплеменной социальной организации, типичной для кочевых народов, не могло быть и речи о каком-либо национальном единстве. Там на протяжении истории отдельные клановые группы могли откочёвывать на большие расстояния и менять своё место в системе племенных союзов. В результате бывший враг мог стать другом, а бывший друг — врагом. Не лучше обстояло дело с единством и у оседлых народов, где взаимоотношения между властителем и подданными нередко сводились лишь к спорадическому сбору податей или более регулярному взиманию налогов. В древних и средневековых государствах правителям и в голову не приходило заботиться о языковом или культурном единстве своих подданных. А политическая лояльность там практически совпадала с личной преданностью князю или государю. Поэтому само по себе языковое и культурное единство не служило необходимой основой политической общности, а являлось производным от социальной или политической организации. Именно родство, родоплеменные связи или лояльность сюзерену, а отнюдь не язык или культура лежали тогда в основе политических союзов. Вот почему в истории сплошь и рядом наблюдались странные для наших современников ситуации, когда представители одного и того же народа могли сражаться в рядах противоборствующих армий. А ведь именно так обстояло дело во время взятия Казани, когда в обеих армиях можно было обнаружить и русских, и татар. Ни о какой преданности «национальной идее» или «народному единству» тогда не могло быть и речи, ибо ни такого рода идеи, ни такого единства не существовало. Не было их и в 1612 г., когда русское общество оказалось глубоко расколотым. И никакое языковое или культурное единство от политического раскола в те далёкие времена не спасало. Просто потому, что не было концепции такого единства; она была излишней, ибо социальные и политические связи выстраивались на совершенно иных основах.

Как сравнительно недавно установили американские историки, даже в период войны за независимость среди американских колонистов находилось немало сторонников Британской короны, и самые жаркие схватки тогда происходили между самими американцами — сторонниками и противниками независимости. А сегодня Ирак, который мы до недавнего времени воспринимали как сплочённую арабскую нацию, охвачен драматической конфронтацией между суннитами и шиитами. Мало того, имея в виду сложную ситуацию, сложившуюся в наши дни на Украине, некоторые комментаторы даже позволяют себе рассуждать о населяющих её двух разных народах, причём подразумевая не русских и украинцев, а русофонов и украинофонов. Всё это ярко свидетельствует как о различиях между культурной и языковой общностями, так и о сомнительности их безоговорочного отождествления с политическим единством.

Между тем националисты сплошь и рядом исходят именно из такого отождествления. Однако, понимая имеющиеся сложности, они пытаются всеми силами создать миф, во-первых, о политическом единстве, основанном на языковом и культурном родстве, а во-вторых, о необычайной древности такого единства. При этом, апеллируя к прошлому, они игнорируют сам принцип историзма и не учитывают специфики разных исторических эпох. Ведь в разные эпохи политическая лояльность имела совершенно разные основания: личная преданность сюзерену или верность своему клану кардинально отличались от современного чувства национального единства, основанного на лояльности равноправных граждан политическим принципам своего государства. Современная нация состоит не из подданных, беспрекословно подчиняющихся монаршей воле, а из полноправных граждан; не монарх и не вождь, а нация в лице её граждан является носителем суверенитета, что предполагает их активное участие в политическом процессе. Ничего подобного ни в средневековых государствах, ни в древних империях не было. Но именно это-то и доставляет неудобства националистам, пытающимся всеми силами убедить своих соотечественников в древности их культурно-языкового единства, якобы совпадавшего с социально-политической общностью. Такое единство рисуется былинным богатырём, уверенно продвигающимся по тропам истории, сохраняя свою самобытность и нетленные ценности. Разумеется, такая модель допускает и некоторые изменения, но отводит им второстепенное место, ибо они не должны ослаблять образ культурно-языковой целостности.