Фамилиал

Конечно, и прежде случалось, что из виду у него исчезал день-другой, а то и неделя, и без последствий, однако сейчас, разглядывая фиолетовую точку, он подумал, что, пожалуй, впервые им было оставлено без продолжения нечто важное. Что более опытное и легкое тело отныне опережало на сутки его тяжелую голову. В прошлом году, например, он так чуть не забыл поздравить отца — выручила автоматика. Или когда с проблемами с координацией не стал распаковывать очередную Катюшину работу “5-я годовщ. торж. сожжения чучелом Алексием II неглиже чучела Ж. д’Арк, кткмбницы”. Катюша тогда призналась, что “творила на бред, ибо в обиде на Кремль” и если бы файл оказался разархивирован (и пожарная копия его автоматически убыла бы в порталы Синода), ей было б несдобровать. Про один эпизод из той инсталляции она тем не менее жалела и по сегодня: Великий Инквизитор указывал еретичке на картину ее обугленного трупа и спрашивал: “Кому принадлежат останки сии, дочь моя?”. На что грешница отвечала: “Останки сии плинадлежат мне, падле” (у Жанны, как у француженки, было пожизненное вето на фонему “р”, но грассировала она через “л”, как сущий младенец, из-за чего прославилась Девственницей). И все это, видимо, задолго после того, как виртуальность была законодательно причислена к повседневной действительности и, соответственно, воображаемые преступления (убийства в action, богохульство на форумах и проч.) перешли в разряд обычных, в смысле — уголовных. “Все, что кажется, что было — было на самом деле” — последний принцип гносеологии, навсегда изменивший не только лицо правосудия, но и лицо человечества. Вот почему Сашеньку так тревожил пропущенный день.

Проще всего, конечно, было просить Катюшу напомнить о происшедшем, но он не стал этого делать, потому что и сама она сейчас была не в себе. А что как ей привиделись эти чертовы сутки, а не наоборот, и она вводила его в заблуждение? Или того лучше: хотела сказать, что в бессознании он официально отрекся от фамильянса?

Поэтому он решил бросить жребий. Решка — сутки прочь, орел — никакого санитара не было, а шприц Катюша могла взять из аптечки в уборной.

Однако выпала решка.

Сашенька выпил желтого лекарства и опять рассматривал фиолетовую точку на вене.

Дрожа, Катюша осторожно подвинула ему под кисть какой-то мятый листок. Сашенька увидел: “Бога нет”. Он тотчас скомкал листок и поджег его в тарелке. “Не бойся, — подвинула Катюша другую записку, — такие чернила не сканируются. А морзянку можно. Re: Бога нет”. Почему? — спросил Сашенька. Потому что новые эхо-сканеры уже распознают твоего ненаглядного Морза. Почему, — повторил Сашенька, — Бога-то нет?

Не знаю, задумалась Катюша, отец сказал.

И, помешкав, подала ему третью бумажку.

Сашенька убрал бумажку со стола и со страхом, задумчиво читал ее.

Сообщение состояло из плотных непечатных слов. Морфема “-бог-” употреблялась в нем ощутимо чаще других и была выделена объемными гиперссылками. Углы сообщения обрывались.