Фамильяр

Я стою в одиночестве, а надо мной бездонное черное небо, испещренное искрами звезд. Колючий холодный воздух охотно проникает в легкие, когда я делаю глубокий вдох. Верхушки вековых деревьев Запретного леса ломают линию горизонта причудливым зигзагом, еще более черным, чем ночь. Одно особенно высокое дерево, словно шприц, протыкает небо насквозь. Я усмехаюсь. Что за чушь лезет в голову? Пронизывающий до костей ветер безжалостно треплет полы моей мании. Он словно пытается прогнать меня с моего места, предостеречь, но я стою твердо.

Два месяца прошло с начала учебного года… Если вдуматься, то не так уж много случилось за это время. Впрочем, мне хватило. «Глупый, наивный гриффиндорец!» - звучит в сознании мой собственный, непривычно холодный голос. - «Поверил во взаимность, Поттер? Захотел быть любимым? Любить захотел?! Умойся, морда! Любовь не для таких уродов, как ты! Это у Рона с Гермионой роман, а у тебя было только лето. Один месяц безумия. Вернулся на землю, Поттер?» Нет, меня вернули… Сегодня днем. Мне бы умереть сейчас, но долг перед опостылевшим гребанным магическим миром, перед теми людьми, которые мне не безразличны, сильнее мелочного желания провалиться сквозь землю.

Одинокая косматая туча перекрывает зависший в небе огрызок луны, и мир вокруг меня погружается в полнейший мрак. Природа тиха и спокойна, лишь ветер треплет жалкие остатки листвы на деревьях. Мое сердце уже пару часов бьется так ровно, словно я глотнул зелья концентрации. При мысли о зелье оно сбивается с ритма, но всего лишь на такт, по привычке, затем вновь продолжает размеренно толкать кипящую кровь по моим венам. У меня есть еще около часа. И я в деталях вспоминаю произошедшие за это время события.

Первое сентября, моя неадекватная реакция на вызов Северуса, «профессора Снейпа, Гарри! Отныне только так!», напоминаю я себе. Мои пылкие героические размышления перед сном. Ведь я верил…

Ходил на занятия, терпел подколки со скрываемой глубоко в душе улыбкой, зная, что это только ширма. Лишь маска, которую Он вынужден был надеть. Отработки в кои то веки без мытья котлов, зато с жаркими поцелуями. Все было. И даже нравилось. Но все это было неправдой.

Сегодняшний день развеял иллюзии. Чем? Немалую роль сыграла моя вновь приобретенная способность видеть глазами Волдеморта. Я бы отдал все, чтобы вернуться в первое сентября и никогда не пробовать подсматривать за ним. Правы были те, кто утверждал, что меньше знаешь - крепче спишь.

И дело не только в армии нагов, которую он подчинил. И даже не в том, что Пожиратели смерти в щепки разнесли Нору и теперь вся чудом уцелевшая семья Уизли вынуждена жить у Сириуса на площади Гриммо. Нет. Дело в том, что человек, которого я считал своим, оказался не то чтобы не мой, а… как бы это сказать… Он оказался прав, предупреждая меня о том, что я пожалею о своем решении разделить с ним постель.

Я опускаю взгляд под ноги и пинаю маленький камушек. Он летит недалеко и падает в воду с чавкающим бульком. Забавное, должно быть, зрелище - вылетевший из пустоты камень. Но мания-невидимка надежно скрывает меня от чьего бы то ни было взгляда. «Не притворяйся, Поттер, ты скрываешься только от одного человека!» Я выбрал противоположный от школы берег для сегодняшнего действа. Когда-то я давал обещание, что ничего не буду делать без Его ведома. Но обстоятельства изменились.

Я хмыкаю. Как много, оказывается, надо, чтобы полюбить: преодолеть ненависть, понять себя и поверить в возможность счастья. И как мало, чтобы что-то внутри сломалось. Правда не бывает сладкой. И легкой тоже не бывает. А еще на нее глупо обижаться. Правда, она на то и есть, чтобы отражать объективную реальность, дабы возвращать таких мечтательных идиотов, как я, с небес на землю. Черт! ЧЕРТ! ЧЕРТ!!! Я даже говорю теперь как Он.

Я рассуждал как-то о том, что у меня есть один единственный «правильный» объект для ненависти. Той самой, что поможет сдвинуть горы ради справедливости. Я поспешил с выводами. Мой личный список персон нон грата пополнился сегодня еще одним именем.

Ненавижу Люциуса Малфоя.

Я ненавижу его за то, что он лучше меня. Опытнее, старше и обаятельнее… красивее. Если бы мое сердце не превратилось в камень, тот поцелуй, что я видел, мог бы меня завести. Но холод, сковавший сознание, не позволил мне восхититься страстью.

Как много в мире красок. Вот, к примеру, мое счастье. Оно было золотом на изумрудной зелени, а еще цвета морской волны с орнаментом из причудливо сплетенных цветов на окантовке фарфоровой чашки. Боль же моя серого цвета. Расцветки благородного шерстяного сукна дорогой теплой мантии, цвета трости из черного дерева, переливающегося холодными бликами, и, как ни странно, цвета восхитительных блондинистых волос, которые гладили те самые нежные руки, что я любил. А еще у моей боли есть не только цвет, но и голос. Низкий, глубокий, тот самый, что шептал признания мне, а теперь нашептывал слова страсти и одобрения другому.