Фамильная честь Вустеров

     – Ради  Бога,  перестаньте  вы  без конца повторять  "Прошу  прощения, сэр?". Я хочу сказать, Дживс, что любящие сердца неподалеку от  нас страдают в разлуке. Может  быть, у меня все отлично – не может быть, а на caмом деле отлично, – но жизнь Гасси разбита. И жизнь Стиффи тоже.  Это  ложка дегтя в бочке меда.

     – Да, сэр.

     – Хотя, если развить эту мысль, я никогда не мог понять, почему нельзя вылить в бочку меда ложку дегтя? Разве ее там почувствуешь?

     – Я вот что подумал, сэр...

     – Что вы подумали, Дживс?

     – Просто хотел вас спросить, сэр, намерены ли вы возбудить дело против сэра Уоткина за незаконный арест и дискредитацию в присутствии свидетелей.

     – Я как-то  об  этом  не  подумал.  Вы считаете,  есть  основания  для обращения в суд?

     – Безусловно,  сэр.  И  миссис  Траверс,  и  я  дадим  убедительнейшие показания. Нет никаких сомнений, что вы можете потребовать наложения на сэра Уоткина огромного штрафа в возмещение морального ущерба.

     – Да, наверно,  вы  правы.  То-то он едва не  окочурился,  когда  Спод отколол свой номер.

     – Да,  сэр.  Этот  крючкотвор  сразу  сообразил,  какая опасность  ему грозит.

     – Никогда  в  жизни  не видел, чтобы у человека так полыхал нос. А вы, Дживс?

     – И я, сэр, не видел.

     – Знаете,  как-то  жалко  старого  остолопа.  Не  хочется  совсем  его доканывать.

     – Я  просто  подумал,  сэр,  что вам  будет  довольно пригрозить  сэру Уоткину обращением  в суд, и он, чтобы избежал  скандала, согласится на брак мисс  Бассет  с  мистером  Финк-Ноттлом  и  мисс Бинте преподобным  мистером Пинкером.

     – Блеск! Пригрозим оставить его без гроша, верно Дживс?

     – Именно, сэр.

     Я спрыгнул с кровати, подбежал к двери и завопил:

     – Бассет!

     Никто не  отозвался. Видно, старикан зарылся  в нору. Я  принялся орать "Бассет?" через равные  промежутки, причем с каждым разом все оглушительней, и вот наконец где-то в недрах  дома зашлепали шаги, через минуту появился он сам – совсем не тот наглец, с которым я недавно расстался. Теперь его можно было  принять  за раболепного  слугу,  который сломя  голову  мчится на  зов хозяина.

     – Вам что-то угодно, мистер Вустер?

     Я вернулся в комнату и снова прыгнул на кровать.

     – Вы хотели мне что-то сказать, мистер Вустер?

     – Я мог бы  многое вам сказать, Бассет, но коснусь только  одной темы. Вам известно, что  ваш  хулиганский поступок,  заключающийся  в том, что  вы приказали  полицейским  задержать меня  и  потом сами  заперли  меня в  моей комнате, дает  мне основание возбудить  против вас судебное дело по факту... как там, Дживс?

     – По   факту   незаконного  ареста   и  дискредитации  в   присутствии свидетелей, сэр.

     – Вот так-то. Я предъявлю иск на десятки миллионов. Что будете делать, Бассет?

     Его так перекорежило, что он стал похож на лопасти вентилятора.

     – Я  объясню  вам, что вы будете  делать, – продолжал я. – Вы дадите родительское   благословение   на  брак  вашей  дочери  Мадлен  и   Огастуса Финк-Ноттла, а  также на брак вашей племянницы Стефани  и преподобного Г. П. Пинкера. Причем немедленно.

     В его душе явно началась  борьба.  Она наверняка длилась бы дольше,  не встреть он моего взгляда.

     – Хорошо, мистер Вустер.

     – Теперь о серебряной корове. Вполне возможно, что международная банда преступников, которая похитила ее, продаст вещицу моему дяде Тому. Их тайной системе оповещения, несомненно, стало известно,  что  он  тоже  интересуется изделием. Поэтому,  если вы через  какое-то время увидите корову в коллекции дяди Тома, смотрите, Бассет, – ни звука. Поняли?

     – Понял, мистер Вустер.

     – И еще одно. Вы должны мне пять фунтов.

     – Прошу прощения?

     – В   возмещение  тех,  что   были  грабительски  изъяты   у  меня  на Бошер-стрит. Я желаю получить их до отъезда.

     – Я выпишу чек утром.

     – Пусть  его  принесут  мне на подносе  с  завтраком. Спокойной  ночи, Бассет.

     – Спокойной  ночи, мистер Вустер.  Это у  вас там бренди?  Я бы  выпил глоточек, если позволите.

     – Дживс, рюмку бренди для сэра Уоткина Бассета.

     – Слушаюсь, сэр.

     Старикан с жадностью опрокинул  рюмку  и засеменил прочь. Может, вполне симпатяга, если его хорошо знаешь.

     – Я все уложил, сэр, – сообщил Дживс.

     – Вот и хорошо. Тогда я вздремну. Откройте, пожалуйста, окно.

     – Сейчас, сэр.

     – Что на дворе?

     – Погода все время меняется. Только что начался ливень. Внизу чихнули.

     – Дживс, это еще что? Там кто-то есть?

     – Полицейский Оутс, сэр.

     – Неужели он все еще стоит на посту?

     – Стоит, сэр. Думаю, сэр Уоткин был слишком поглощен другими  делами и забыл сообщить полицейскому, что необходимость нести караул отпала.

     Я с наслаждением вздохнул  полной  грудью. Вот последний штрих, который завершил нынешний день.  Я  думал, что  полицейский  Оутс мокнет сейчас  под дождем, как солдаты-мидяне, вместо того чтобы  нежиться  в  постели,  прижав подошвы к грелке,  и чувствовал, что меня переполняет странное, размягчающее душу блаженство.

     – Потрясающий был день, Дживс, но вот он и кончился. Что там говорится про жаворонков?

     – Прошу прощения, сэр?

     – И, кажется, про улиток.

     – А, вот вы о чем, сэр. "Время года – весна; и прозрачное ясное утро; и трава на холмах усыпана жемчугом рос..."