Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!

— Один черт. Так что на твоем месте я соблюдала бы осторожность. Будь с Мадлен холодно-вежливым. Если ты увидишь, что еще какие-нибудь мошки летят в ее сторону, заботливо подай им пальто и пожелай счастливого пути, но не вздумай вмешиваться.

— Не буду.

— Надеюсь, я рассеяла твои страхи.

— Рассеяли, старая кровинка.

— Тогда почему ты морщишь лоб?

— Хм, почему? Да вот Медяк.

— Что Медяк?

— Это из-за него я морщу лоб.

Весть о возможном возвращении Мадлен Бассет на ярмарку невест настолько меня встревожила, что я лишь сейчас вспомнил про Бингли и его предсказание неминуемого поражения Медяка. Мне было стыдно и совестно, что под влиянием своих личных неприятностей я так позорно отодвинул Медяка в конец повестки дня. Я уже давно должен был заострить внимание тети Далии на вопросе о его шансах на выборах. Не сделав этого, я подвел друга, а друзей, с гордостью могу сказать, я подводить не привык. Неудивительно, что я мучался угрызениями совести.

Я поспешил реабилитироваться — если я не ошибаюсь, именно это делают люди, подложившие свинью тому, кого любят как брата.

— Я когда-нибудь говорил вам о человеке по фамилии Бингли?

— Если и говорил, то я не помню.

— Он недолгое время служил у меня камердинером, когда у нас с Дживсом возникло разногласие по поводу моей игры на банджолайке. Тогда у меня был дом в Чафнелл-Риджис.

— И он его, кажется, спалил?

— Нализавшись в стельку. Дом сгорел дотла, и моя банджолайка тоже.

— Теперь я поняла, о ком ты. Ну, и что этот Бингли?

— Он живет в Маркет-Снодсбери. Я встретил его сегодня утром и случайно упомянул о том, что агитирую за Медяка.

— Если это можно назвать агитацией.

— И он сказал, что я впустую трачу время. Он посоветовал мне поставить кругленькую сумму на мамашу Мак-Коркадейл. Сказал, у Медяка нет ни малейшего шанса.

— Он дурак.

— Я тоже так всегда считал, но он говорил как человек, располагающий сведениями.

— Какими это еще сведениями он может располагать? Выборы не скачки, где получают информацию от жучка. Не спорю, возможно, борьба будет упорной, но Медяк должен выйти победителем. У него есть секретное оружие.

— Не могли бы вы повторить? Мне кажется, я плохо расслышал.

— Медяку не страшна никакая конкуренция, потому что у него есть секретное оружие.

— Какое?

— Спод.

— Спод?

— Милорд Сидкап. Ты слышал когда-нибудь, как он говорит?

— Только что.

— На публике, дурак.

— А, на публике. Нет, не слышал.

— Я уже говорила тебе, что он потрясающий оратор, только ты, наверно, забыл.

Это показалось мне вполне правдоподобным. Спод в свое время был настоящим диктатором и всюду появлялся во главе отряда сторонников в футбольных трусах, скандирующих «Хайль Спод!», а чтобы сделать такую карьеру нужно обладать даром слова.

— Ты не питаешь к нему симпатии, я тоже, но ему нельзя отказать в красноречии. Аудитория слушает его затаив дыхание, а когда он кончит, разражается громом аплодисментов.

Я кивнул. Мне самому устраивали овации после исполнения «Свадебной песни пахаря» на загородных концертах. Я бисировал по два, а то и по три раза, даже когда забывал слова и вынужден был вставлять отсебятину вроде «ля-ля-ля, пам-пам-пам, я спешу по делам». Я сказал тетушке, что у меня с плеч полгоры свалилось, и она ответила:

— Голова у тебя свалилась, а не полгоры.

— Вы зарядили меня бодростью, — сказал я, пропуская мимо ушей ее подковырку. — Вы же понимаете, победа на выборах нужна Медяку как воздух.

— Ему втемяшилось в голову представлять Маркет-Снодсбери в Вестминстерском зоопарке?

— Не совсем так. Ему самому парламент не ахти как сдался. Но он думает, что Флоренс укажет ему на дверь, если он потерпит поражение.

— Возможно, он прав. Она не выносит неудачников.

— Он сказал мне то же самое. Вспомните, какая участь постигла Перси Горринджа.

— Не его одного. Англия усеяна бывшими женихами Флоренс, которых она уволила в запас из-за несоответствия ее стандартам. Их насчитываются десятки. Думаю, у них есть свои клубы и общества.

— Возможно, в честь Флоренс они именуют себя Старыми Флорентийцами.

— И устраивают ежегодные банкеты!

Некоторое время мы размышляли о Флоренс; потом тетушка сказала, что должна удалиться, чтобы обсудить с Анатолем меню сегодняшнего ужина — надо уговорить его приготовить нечто из ряда вон выходящее. Жизненно важно, сказала она, чтобы он превзошел самого себя.

— Пока ты не прервал меня и не привлек мое внимание к имени Уилберфорс, я говорила про Л. П. Ранкла.

— Вы сказали, у вас создалось впечатление, что он готов к сотрудничеству.

— Совершенно верно. Знаешь, каким становится питон после нескольких обильных трапез?

— Понятия не имею.

— Он становится умиротворенным. Подобревшим, смягчившимся, питоном-милягой. И если только я не глубоко заблуждаюсь, те же изменения происходят с Л. П. Ранклом под влиянием кухни Анатоля. Ты видел его за ужином вчера вечером?

— К сожалению, нет, я не смотрел. Всеми фибрами своего существа я отдался поглощению пищи. А что, я много потерял? На него стоило посмотреть?