Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!

Я спрыгнул с кровати, подбежал к двери и завопил:

— Бассет!

Никто не отозвался. Видно, старикан зарылся в нору. Я принялся орать «Бассет!» через равные промежутки, причем с каждым разом все оглушительней, и вот наконец где-то в недрах дома зашлепали шаги, через минуту появился он сам — совсем не тот наглец, с которым я недавно расстался. Теперь его можно было принять за раболепного слугу, который сломя голову мчится на зов хозяина.

— Вам что-то угодно, мистер Вустер?

Я вернулся в комнату и снова прыгнул на кровать.

— Вы хотели мне что-то сказать, мистер Вустер?

— Я мог бы многое вам сказать, Бассет, но коснусь только одной темы. Вам известно, что ваш хулиганский поступок, заключающийся в том, что вы приказали полицейским задержать меня и потом сами заперли меня в моей комнате, дает мне основание возбудить против вас судебное дело по факту… как там, Дживс?

— По факту незаконного ареста и дискредитации в присутствии свидетелей, сэр.

— Вот так-то. Я предъявлю иск на десятки миллионов. Что будете делать, Бассет?

Его так перекорежило, что он стал похож на лопасти вентилятора.

— Я объясню вам, что вы будете делать, — продолжал я. — Вы дадите родительское благословение на брак вашей дочери Мадлен и Огастуса Финк-Ноттла, а также на брак вашей племянницы Стефани и преподобного Г. П. Линкера. Причем немедленно.

В его душе явно началась борьба. Она наверняка длилась бы дольше, не встреть он моего взгляда.

— Хорошо, мистер Вустер.

— Теперь о серебряной корове. Вполне возможно, что международная банда преступников, которая похитила ее, продаст вещицу моему дяде Тому. Их тайной системе оповещения, несомненно, стало известно, что он тоже интересуется изделием. Поэтому, если вы через какое-то время увидите корову в коллекции дяди Тома, смотрите, Бассет, — ни звука. Поняли?

— Понял, мистер Вустер.

— И еще одно. Вы должны мне пять фунтов.

— Прошу прощения?

— В возмещение тех, что были грабительски изъяты у меня на Бошер-стрит. Я желаю получить их до отъезда.

— Я выпишу чек утром.

— Пусть его принесут мне на подносе с завтраком. Спокойной ночи, Бассет.

— Спокойной ночи, мистер Вустер. Это у вас там бренди? Я бы выпил глоточек, если позволите.

— Дживс, рюмку бренди для сэра Уоткина Бассета.

— Слушаюсь, сэр.

Старикан с жадностью опрокинул рюмку и засеменил прочь. Может, вполне симпатяга, если его хорошо знаешь.

— Я все уложил, сэр, — сообщил Дживс.

— Вот и хорошо. Тогда я вздремну. Откройте, пожалуйста, окно.

— Сейчас, сэр.

— Что на дворе?

— Погода все время меняется. Только что начался ливень.

Внизу чихнули.

— Дживс, это еще что? Там кто-то есть?

— Полицейский Оутс, сэр.

— Неужели он все еще стоит на посту?

— Стоит, сэр. Думаю, сэр Уоткин был слишком поглощен другими делами и забыл сообщить полицейскому, что необходимость нести караул отпала.

Я с наслаждением вдохнул полной грудью. Вот последний штрих, который завершил нынешний день. Я думал, что полицейский Оутс мокнет сейчас под дождем, как солдаты-мидяне, вместо того чтобы нежиться в постели, прижав подошвы к грелке, и чувствовал, что меня переполняет странное, размягчающее душу блаженство.

— Потрясающий был день, Дживс, но вот он и кончился. Что там говорится про жаворонков?

— Прошу прощения, сэр?

— И, кажется, про улиток.

— А, вот вы о чем, сэр. «Время года — весна; и прозрачное ясное утро; и трава на холмах вся усыпана жемчугом рос…»

— А как же жаворонки, Дживс? И улитки? Я отлично помню, там есть и про жаворонков, и про улиток.

— Сейчас дойдем до жаворонков и улиток, сэр. «Жаворонок завел свою песню так весело и безыскусно; и улитка ползет по листу, оставляя свой легкий узор…»

— Ну вот, я же говорил. А последняя строчка?

— «Улыбается Бог в небесах — в этом мире все так хорошо!»

— Именно так, если вкратце. Я бы и сам не сказал лучше. И все-таки, Дживс, точка еще не поставлена. Пожалуйста, расскажите мне про эту чертовщину с Юлейлией.

— Боюсь, сэр…

— Я сохраню все в величайшей тайне. Вы же знаете меня — могила.

— Правила «Ганимеда» чрезвычайно строги, сэр.

— Знаю. Но ведь можно раз в жизни отступить на миллиметр.

— Мне очень жаль, сэр…

Я принял великое решение.

— Дживс, — сказал я, — карты на стол, и я поеду с вами в кругосветное путешествие.

Он колебался.

— Если вы обещаете строжайшую конфиденциальность, сэр…

— Ну еще бы.

— Мистер Спод — модельер дамского белья, сэр. У него большой талант в этой области, и он уже несколько лет тайно использует плоды своего вдохновения. Он создатель и владелец торгового центра на Бонд-стрит, который называется «Юлейлия soeurs».[25]

— Не может быть!

— И тем не менее это так, сэр.

— С ума сойти! Теперь я понимаю, Дживс, почему он не хотел, чтобы это выплыло.

— Конечно, сэр. Его авторитет среди соратников пошатнулся бы, тут и сомневаться не приходится.

— Нельзя быть одновременно популярным диктатором и модельером дамского белья.

— Нельзя, сэр.

— Или одно, или другое. Уж слишком это несовместимо.

— Совершенно верно, сэр.

Я задумался.

— Знаете, Дживс, дело того стоило. Я бы нипочем не заснул, все старался бы разгадать загадку. В конце концов, может быть, в путешествии будет не так уж и гнусно?