Сезар посмотрел вверх. Потолок был в двух футах над его головой, если вода поднимется слишком высоко, придется держаться на плаву некоторое время. Интересно, камера заполняется вся или же под потолком останется прослойка воздуха? Если так, шансов на спасение больше. Но как долго Сезар сможет удерживаться сам и держать Ивейн, которая значительно слабее его? Как долго – в одежде, в холодной ночной воде и в темноте, так как фонарь погаснет? Здесь не на что встать, чтобы оказаться выше, можно только плавать. Как быстро начнется отлив?
И где, черт его раздери, Филипп?!
Глава 20
Вода
Когда вода достигла коленей и залилась в сапоги, виконт действительно забеспокоился. Контрабандистов на берегу всего двое, и Гальенн должен был справиться с ними без труда. Он силен, он предупрежден, и он провел в армии много лет. Куда он запропастился?
Ивейн, которая тоже все прекрасно понимала, закусила губу. Сезар подошел к двери и ударил плечом по мореному дубу, но с таким же успехом можно было попытаться пробить скалу. Виконт ударил еще и еще, а потом повернулся к графине де Бриан.
– Филипп задерживается. Уволю бездельника. Пусть едет в свою деревню.
– Впредь урок тебе, – произнесла Ивейн, – не нанимать кого попало.
– Он хороший парень, – заметил виконт, – только малость рассеянный. Я тебе рассказывал, какую штуку он отколол перед самым отъездом из армии? Мы тогда…
– Сезар, – прервала его она, – ты уверен, что в это… оставшееся время хочешь говорить о своем камердинере?
Виконт возвратился к Ивейн, обнял ее и прижал к себе.
– Ты права. Извини. Извини меня за все, за эту историю, за этот… риск. – Он не мог и не хотел просить прощения за то, что с ними теперь наверняка произойдет – и не должно произойти. – Так нехорошо вышло. Я ехал в Париж с легким сердцем, думая, как вернусь, заново обживусь, увижу тебя… Жизнь представлялась несколько иной. Но судьба часто шутит с нами. А ты – скучала же без меня, верно?
– Когда ты уезжал на войну, – медленно проговорила Ивейн, прижимаясь щекой к его груди, – я думала, что сойду с ума. Потом привыкла, хотя, казалось бы, к этому нельзя привыкнуть. Каждый день, получая почту, я быстро перебирала письма – и если приходило послание от тебя, то день становился радостным. Всякий раз среди этих писем я боялась увидеть другое, написанное незнакомым почерком, – от твоего полковника де Дюкетта, или друга Тьерри, или же от того невыносимого журналиста. Боялась увидеть и прочесть… соболезнования. Боялась того, как переменится моя жизнь сразу после. Потому что как жить со страхом потерять тебя, я уже знала, а как жить, если тебя потеряю, понятия не имела. И до сих пор не имею, – она вздохнула. – И не хочу выяснять, Сезар.
Он глубоко вдохнул запах ее теплых волос. Ноги мерзли, вода поднялась уже почти до пояса; виконту чудилось, что она стала прибывать быстрее. Она казалась очень холодной, эта морская апрельская вода, и нижнюю половину тела словно заковали в ледяные доспехи. Скоро станет довольно трудно двигаться, и скоро придется плыть. Сезар уже не испытывал иллюзий, что Филипп появится с минуты на минуту. Видимо, контрабандистам каким-то образом удалось обезвредить его, и хорошо, если он не находится сейчас в соседней камере. Хорошо, если Филипп вообще жив.
«Я был глупцом, понадеявшись только на себя».
Конечно, он предпринял еще кое-что, дабы обезопасить себя, но, по всей видимости, этого оказалось недостаточно.
А сейчас он здесь, и Ивейн с ним. Женщина, которую он любит.
– Ивейн, – попросил Сезар, – посмотри на меня.
Она чуть отодвинулась и заглянула ему в лицо; из-за света фонаря и бликов на воде кожа ее казалась кожей русалки.
«Черт с ним со всем, – подумал виконт. – Черт с ними, с приличиями. Какие уже могут быть приличия. Я должен сказать ей».
– Ивейн, – произнес Сезар таким спокойным и чуточку шутливым тоном, как будто они не стояли в стремительно прибывающей воде, а сидели в гостиной, – конечно, сейчас неподходящее место и время, но мне надоело ждать. Я люблю тебя и не мыслю своей жизни без тебя. Окажи мне честь и выйди за меня замуж.
Повисла пауза, настолько ощутимая, что, чудилось, щелкни по ней ногтем – и зазвенит. А затем Ивейн расхохоталась – громко, весело и так живо, что призраки смерти отодвинулись и спрятались в углах до поры до времени.
– Прямо сейчас? – выдавила графиня де Бриан сквозь смех. – О, ваша светлость, ну конечно! И даже сейчас, если бы у нас был священник!
Она потянулась к Сезару и поцеловала его; он чувствовал, как от холода у Ивейн стучат зубы, но целовал, целовал, целовал ее, потому что ничего больше, кроме как любить ее, уже не мог сделать.
И виконт впервые подумал о том, что, наверное, сегодня тот самый день, когда удача ему изменила.
Сезар знал, что будет дальше, если никто не придет. Темная вода, сдавливающая со всех сторон. Чернота. Крепко сжатые руки. Последняя полоска воздуха. Обрывок молитвы, судорожный всхлип, губы, выдыхающие его имя. И знал еще, что должен продержаться чуточку дольше, чем Ивейн. Она не должна быть одна. В этот миг она ни в коем случае не должна быть одна.