Фамильное проклятье

– Сказал, этим занимаются колдуны и маги, а не психологи.

– Как же к нему подкатиться?

– Есть у меня одна мыслишка, – заявил Саша. – В кабинете Фокина, на стене, в дорогой раме, висит старая фотография. На ней – прекрасная женщина. Вот я и подумал: вдруг это Анна Ивлева?

– Думаю, действовать все же лучше через Степана Фокина. Анастасия обещала пригласить его к себе.

– А ты тоже приглашен?

– Я напросился. Завтра суббота. Она обещала позвонить мне с утра и сказать, согласился ли Фокин приехать.

– А если твоя жена подойдет к телефону, когда Шорохова позвонит? Если попросит тебя нежным голоском?

– Она позвонит мне на мобильный, – с гордостью ответствовал Стас. – А моя жена к моему мобильному не имеет никакого отношения.

– Хитер, – усмехнулась Вероника Матвеевна.

* * *

Суббота для Стаса началась со звонка. Но звонила отнюдь не Анастасия – на проводе был Пучков.

– Я оставил для тебя в агентстве видеокассету. Вскрылись новые факты в деле об исчезновении Павла Локтева.

– Чекмарев? – проворчал заспанный Стас.

– Н-да. Мы с тобой вскрыли забытое дело.

– Там что-то серьезное?

– Сам посмотришь, – буркнул Пучков. – Поезжай прямо сейчас. Вероника на месте, так что на кофе и бутерброды можешь смело рассчитывать.

– Ты не в курсе, как там Фадеев?

– Все еще без сознания.

– Ладно, информацию принял, начинаю действовать.

– Кстати, у нас новое дело, но я тебя трогать пока не буду.

– Спасибо.

Стас положил трубку, потянулся и, взбодрившись, быстро застелил постель. Нелюбимая, но неизбежная процедура. Если он не застелит постель, Вика и пальцем не шевельнет. И, возвратившись домой после утомительного дня, он найдет все в том же виде, в каком и оставил. Вика в последнее время вообще игнорировала его комнату. Она и ночью сюда не заглядывала. «Наверное, у нее кто-то есть, – подумал Стас. – Может быть, теперь она по-настоящему влюбилась? И мы тогда тихо-мирно разбежимся». Это была голубая мечта Стаса – застукать Вику с любовником. Мечта сулила свободу без скандалов, свободу без чувства вины.

Он позвонил Веронике Матвеевне из машины, и она к его приезду сварила крепкий кофе и выложила из пакетов на тарелку свежие рогалики с джемом.

– Зачем ты женился, Стас? – спросила она, похлопывая его по плечу. – Нужна тебе такая вертихвостка, которая не готовит тебе завтрак?

– Это она так мстит мне за то, что я не прихожу домой на ужин, – пробормотал Стас с набитым ртом. – Мы с Викой стоим друг друга.

– Если ты считаешь, что задача в браке – добиться равновесия, то ты ошибаешься.

– А в чем задача?

– Брак – это иллюзия обладания. Обладания тем, что тебе безумно нравится. Тем, что ты хочешь иметь в своем полном распоряжении.

– Иллюзия?

– Она успокаивает. На какое-то время.

Стас косо взглянул на почтенную даму и спросил:

– А где кассета?

– У тебя в кабинете, на столе.

– Пойду смотреть.

– Иди. Только звук сделай тише. Там кто-то здорово орет. Шеф с утра меня уже взбудоражил.

Рогалики в желудке Стаса лежали булыжниками – ему было очень не по себе. Видимо, Вове Чекмареву задали жару по полной программе. Когда загорелся экран, он сразу увидел Вовино лицо, взятое крупным планом: глаза – расширены, а голос переламывался с октавы на октаву. «Что они с ним делают, засранцы?» Съемка велась так, что ни антуража, ни собеседников Чекмарева видно не было. В кадр попадал только он сам. Вернее, его лицо и небольшой кусочек тела – судя по всему, Чекмарев был без рубахи. Может быть, его вытащили прямо из постели. А может, просто раздели. Стас не хотел углубляться в размышления по этому поводу. Чекмарева допрашивали по его наводке, так что терзания были неуместны. У задающего вопросы был баритон с ленцой. Пять минут просмотра кассеты – и от утренней вялости Стаса не осталось и следа. Чекмарев, оказывается, видел труп Павла Локтева. Парень загнулся от передозировки наркотиков.

– Квартиру снимал какой-то чех, я не знаю, как его звали, – тараторил Чекмарев. – Он уже давно слинял на родину.

– Можете показать квартиру?

– Могу… Да, могу, конечно. Покажу. Но там давно уже все в ажуре. Квартиру кто-то сдавал, я же говорю.

– Кто посещал квартиру, кроме вас и Локтева?

– Да все, кому не лень. Кому надо было ширнуться.

– Хозяин продавал наркотики?

– Иногда. – Чекмарев облизал пересохшие губы и повторил: – Иногда продавал.

– И позволял гостям оставаться у него?

– Ему нравились мальчики.

– А… Так это был клуб свиданий?

– Это был проходной двор. Когда… когда пришел отец Локтева, все были в отключке. Кроме меня. Я не знал, как он попал в комнату, как открыл дверь. Он просто появился, и все. Сначала он тормошил Пашку, потом начал трясти меня за грудки.

– Почему тебя?

– Потому что я один еще что-то соображал.

– И что же он сделал?

– Он заставил меня помочь ему дотащить Пашку до машины.

– И ты безропотно подчинился?

– У него глаза такие были… темные, страшные. И сам он был похож на сатану. Мне не нравятся люди черной масти. Я испугался. Я испугался, что Пашка мертв, что с нас спросят за него. Надо было бежать. Я никогда больше не был на той квартире.

– Почему отец Локтева спрятал тело сына? А? Говори!