– Пожалуй, Стасу сегодня не стоит разговаривать с людьми, – осторожно заметила Вероника Матвеевна после его ухода. – Он наломает дров.
– Стас? Никогда, – возразил Пучков. – У него сейчас обострены все инстинкты.
– Кстати, он что-то говорил насчет нового свидетеля.
– Какого это?
– Мальчика-инвалида, который из своего окна наблюдал за преступлением, – неуверенно сказала Вероника Матвеевна. – Вы что, ничего не знаете?
– Абсолютно. Какой еще, к чертям собачьим, мальчик?! И за каким именно преступлением он наблюдал?
– Стас советовался с Фокиным. Я имею в виду старшего Фокина, психолога. Спрашивал, можно ли верить ребенку, который долгое время молчал, а потом вдруг начал выдавать подробности давнишней драмы, разыгравшейся у него на глазах.
– Послушайте, он что, водит нас за нос? – проворчал Пучков. – Он раздобыл какого-то мальчика, а нам ни слова не сказал. Разве мы не в одной упряжке? Что это за детские порывы действовать в одиночку?
– Я не знаю, – пожала плечами Вероника Матвеевна.
– Ты что-нибудь слышал про мальчика? – обернулся шеф к Таганову.
– Не-а… – покачал тот головой. – Сейчас позвоню Стасу на мобильный. Наверное, он просто забыл нам рассказать.
– Забыл он, как же. – Пучков уже сам набирал номер Стаса. – Можно, наконец, понять, что нынешнее дело чревато всяческими неприятностями? И даже более того… Ну, вот! – Он в досаде отбросил телефонную трубку. – Аппарат абонента выключен. Зачем, спрашивается, я трачусь на всю эту хрень? Чтобы вы разъезжали по Москве с выключенными телефонами?
– Когда Стас хочет подумать, он всегда так делает, – пояснила Вероника Матвеевна.
– Да, но что это за мальчик? – никак не мог успокоиться Пучков. – Впрочем, ладно. Может быть, этот свидетель совершенно ненадежный.
– Допускаю, что мальчик видел человека с рыжей бородой и в квадратных очках, – подал мысль Таганов.
– Так или иначе, но придется ждать, когда этот кретин включит свой телефон, – вздохнул Пучков. – А пока займемся делами. Я отправлюсь в больницу к Фадееву, а ты, Санек, поезжай к жене Воробьева.
– Ей сейчас не до меня, – сказал Таганов. – Понимаете, в каком она состоянии?
– У нас нет возможности проявлять такт! – резко ответил Пучков. – Того и гляди еще кого-нибудь ухлопают. Придется работать по жесткой схеме, ничего не попишешь.
Таганов схватил со стола диктофон и начал поспешно одеваться. В этот день произошло много событий самых невероятных. И, судя по всему, их еще ждало немало сюрпризов.
– Алиби! Даже забавно слушать! – Никита Прохоров отправил в рот очередной эклер.
«Этот полный человек со смешливыми глазами нравится Анастасии», – напомнил себе Стас. У Прохорова было симпатичное лицо с ямочкой на подбородке и медленные плавные движения рук. Слушая речь собеседника, он постоянно кивал, демонстрируя свое внимание и благожелательность.
– Моей Светке потребовалось алиби! – все не мог успокоиться Никита.
Стас, уже под завязку наполненный пирожными, которые он ел механически и не замечая вкуса, сказал с холодом в голосе:
– Таков закон жанра. У всех должно быть алиби.
– У всех подозреваемых! – Прохоров поднял палец.
– Каждый, кто знает о фамильном проклятии Анастасии Шороховой, автоматически становится подозреваемым.
– Че-пу-ха.
– Тем не менее ваш телевизор в тот вечер не включался, а на следующий день чудесным образом заработал.
– Думаете, это моя жена сломала телевизор? С какой же целью?
– Чтобы вы не могли точно сказать, во сколько она вернулась домой. По программе передач легко сориентироваться.
– Можно вполне сориентироваться по будильнику, – с усмешкой заметил Прохоров.
– Но вы ведь не смотрели на будильник. И радио не слушали.
– Терпеть не могу радио. Оно меня раздражает.
– Ваша жена, конечно, об этом осведомлена?
– Да уж, конечно.
– Что сказала Светлана, когда вошла?
– Ну… – Прохоров утер губы салфеткой. Губы у него были красиво очерченные, особенно капризная верхняя. – Она сказала, что устала, что чертовски проголодалась и что соскучилась по мне.
– А время? Когда она обратила ваше внимание на время? – не сдавался Стас.
– Да она вовсе не стремилась обращать на что бы то ни было мое внимание.
Прохоров снисходительно улыбнулся, чтобы подчеркнуть свое отношение к нелепым вопросам Стаса.
– Вы играете в карты? – неожиданно спросил тот.
В будничном взгляде Никиты ему чудились тайные глубины, запретные мысли и мыслишки. Стасу казалось, что Прохоров скрывает что-то особенное, и он считал его ответы едва ли не чистейшим враньем, хотя сторонний наблюдатель сразу сказал бы: Никита утомлен и раздосадован бесцеремонностью сыщика.
– Да, я играю в карты. Но только в хорошей компании и на деньги.
– Занятно. Так когда ваша жена упомянула про время?
– Когда вышла из душа, – ответил Никита. – И что вы так напираете? Это ведь естественно. Ваша жена что, никогда не напоминает вам, который час?