Фамильное проклятье

Стас принес на кухню блокнот и написал сверху слово «Деньги». Подчеркнул. Задумался. Никаких денег в деле не просматривалось. Ни наследства, ни спрятанных драгоценностей графа Пустова, ни антикварных вещей, ни даже единичных перстней с алмазами – ничего. Центральной фигурой дела была женщина. Красивая женщина, напомнил себе Стас. Особенная, необыкновенная. Чудесная. Стас поставил под словом «Деньги» знак вопроса и ниже написал: «Ревность». Здесь уже было над чем поразмышлять. Стас на секунду задумался. Потом в столбик выписал несколько фамилий. Сначала погибших Торопцева, Локтева и Самсонова. Затем Фадеева. Второй столбик он отвел Воробьеву, Никоновой, Чекмареву и своей жене. Между двумя столбиками появилась стрелочка, ведущая от Локтева к Чекмареву. В третий столбик попал и Захар Горянский, старший и младший Фокины и подруга Анастасии Светлана Прохорова. Помедлив, Стас внес туда же ее мужа Никиту, который в свое время ухаживал за Анастасией. С этим человеком он до сих пор не был знаком, о чем и сделал соответствующую пометку внизу: «Поговорить с Никитой Прохоровым». Немного поколебавшись, отдельно вывел свою собственную фамилию – Бессонов. Соединил первой стрелочкой себя со своей женой, второй – с Анастасией. «Это честно, – решил он. – Вероника и Таганов знают, что я неравнодушен к Анастасии. Может быть, даже сама Анастасия знает. Поэтому я, несомненно, заслуживаю места в списке». После этого Стас взял желтый маркер и вычеркнул фамилию Торопцева. «Уже кое-что, – подумал он. – Уравнение из бредового превращается в алгебраическое. Пучков собирается завтра утром устроить мозговой штурм. Интересно, что я скажу, когда мне дадут слово?» Догадка, пришедшая ему сегодня в голову во время визита к бабушкам Анастасии, казалась настоящим перлом, но у нее не было ни одного фактического подтверждения. Повинуясь подсознательному импульсу, Стас, свалив тарелки в раковину, отправился в комнату жены. Он собирался произвести здесь тщательный обыск, чтобы найти – что? Да просто что-нибудь. Неизвестно что. Записку, номер телефона, визитную карточку – любой намек на причастность жены к делу о нападении на Фадеева. Стасу было странно думать о ней, как об одной из участниц дела. Вика, замешанная в преступлении, – это казалось бредом. Стас вспомнил о только что прочитанном эпизоде, где описывалось, как жена убила мужа. Ей не нравилось, что он чавкает за едой. Сопение и чавканье благоверного бесили ее до такой степени, что она не выдержала и утопила несчастного в тот момент, когда он принимал ванну с ароматической солью. Погиб за бескультурье, так сказать. В Викиной комнате Стас первым делом полез в секретер – это была изящная вещица, купленная в испанском салоне за бешеные деньги. В секретере имелось множество маленьких полочек и отделений, в которых лежали аккуратные коробочки и стопки разноцветных конвертов. С огромным удивлением Стас обнаружил, что секретер выполняет функции комода. Здесь не оказалось ни книг, ни записей, ни писем и почти не было бумаг. В конверты Вика складывала поздравительные открытки, приглашения в парикмахерскую и салон красоты, а также квартирные счета. В коробках и шкатулках лежали заколки, булавки, пуговицы и несметное количество украшений. Стас открывал крышки и не уставал удивляться – десятки браслетов и кулонов, кольца и броши, серьги и клипсы, цепочки разной длины и плетения, бусы из полудрагоценных камней, и так далее и тому подобное. Кроме того, два шкафа были под завязку набиты стильной одеждой. Стас до сих пор даже не представлял, сколько у его жены тряпок. «Интересно, – размышлял он, – что из этого куплено на мои деньги, и что – на воробьевские?» Мысль о том, что маленький податливый Воробьев тратился на костюмы, туфли и сумочки для Вики, почему-то его не оскорбила, а позабавила. «Не только мне эта штучка портит кровь, – подумал он. – Кстати, о сумочках. В сумочках может заваляться какая-нибудь интересная мелочовка».