Фамильное серебро

Незадолго до кончины, в августе, он присылает из Ферганы несколько узких листков вощеной бумаги, исписанных отрывистым, торопливым почерком: так пишут, когда время поджимает, а перо не поспевает за мыслью. Письма были адресованы сыну Николаю, но теперь их может прочесть каждый, в отделе редких книг и рукописей алмаатинской библиотеки им. Пушкина. Судя по письмам, у Николая, кончавшего гимназию, вышла переэкзаменовка, и вот понадобился совет отца. Что-то насчет использования источников в сочинении, не больше. Но в этом школярском вопросе Поярков-старший увидел нечто более существенное, он увидел замешательство, растерянность начинающего жить человека перед необозримым трудом учения, неоглядным океаном науки, перед безбрежностью которой не сразу и решить, с какой ноги ступать. И вот Федор Владимирович отвечает. Вначале — естественно, по поводу литературных источников, дескать, чем больше их использовано, тем лучше, двух мнений тут быть не может. Но дело еще и в том, что в изучение любого вопроса необходимо вносить свое, необходимо высказать свою мысль, свой критический взгляд, «тогда только выразится самостоятельность работы»! Он предостерегает: «Не брезговать и учебником!» Не брезговать черновым трудом запоминания, выучивания наизусть фактов, законов, правил. Это основа. Фундамент. Только так «развивается та способность, которая называется памятью… Да она и развивается только таким путем». Он тут же приводит дорогой его сердцу пример старшего сына, в блестящих способностях которого едва ли кто может усомниться. И вот оказывается, что несмотря на имевшиеся у него задатки крупного ученого, «Эраст зубрил уроки жестоко, зубрил беспощадно». Поярков-старший не случайно выражает свою мысль столь энергичными словами, конечно же зная, с каким пренебрежением обывательски настроенные люди могут воспринимать настойчивость и серьезность. Однако насмешки над так называемой «зубрежкой», «зубрилами» подчас — удобная лазейка, не более, фиговый листочек, которым тщатся прикрыть свою леность, свое безволие. Стало признаком хорошего тона иронизировать над круглыми отличниками, дескать, воистину «круглые, им все равно, что зубрить, эдакие роботы, не знающие ни любимого занятия, ни подлинного увлечения. И эта ирония, этот скепсис — тоже лазейка, тоже фиговый листочек… «Старайся больше изучить, запомнить, вникай в суть, в душу изучаемого предмета, будь то математика или другая какая-либо наука, душа есть во всякой науке, но нужно и свою душу в нее вложить…» А вложить душу — это значит проявить самостоятельность. Самостоятельность мысли. Самостоятельность в действиях. Все это крайне необходимо, именно отсюда начинается ученый. «Но здесь являются другие стороны, надобно тут руководствоваться чистыми нравственными побуждениями, целями и стремлениями». Отсюда — совет читать Белинского, Островского и Добролюбова, настойчивое пожелание изучать жизнь замечательных людей. «Биографии ученых, писателей читай, это хорошая образовательная школа… Биография освещает мир человека и деянье, служит путеводной звездой».

Его советы приобретают краткость и законченность математических формулировок. «Чувствуешь слабость в задачах — начни с них. Знаешь слабо арифметику — начни с нее, но изучи основательно… Не считай себя сам плохим, иначе пропало дело… Уверенность придает энергию… Работай над собой много, работай с уверенностью и настойчивостью, разверни свою энергию, свою смелость… Прояви талантливость!» — Духа не угашайте! — вспоминает он старинное изречение, впервые услышанное им тоже, скорей всего, еще от отца.

Он не собирался умирать. Но все же последняя воля была высказана. В тех же письмах. В тех же очерках, столь точно отметивших на шкале времени то деление, тот уровень, с которого здесь, в Киргизии, людям приходилось начинать в стремлении к жизни, достойной человека. Они могут служить точкой отсчета, его заметки. Однако такая точка нужна не для сравнений того, что было, с тем, что стало. Подобные сравнения, хотя они так напрашиваются на ум, несерьезны, они просто невозможны, настолько несоизмеримы эти миры. Но все-таки она помогает осознать громаду сделанного, цену настоящего, обязательность и надежность будущего.

И значит, он исписывал свои тетрадки не зря. Не зря терзался, воевал, искал, надеялся. Не зря находил и терял, и находил вновь. И те древние лики, высеченные на скалах, смутившие его однажды своей каменной злорадной убежденностью в том, что «все это есть ничто» — они, эти тени прошлого, не правы.

— Духа не угашайте!

1970–1972 гг.

Фотографии

Федор Владимирович Поярков. Перед отъездом в Фергану.

Михаил Васильевич Фрунзе.

Серебряная медаль университета в Бордо.

Кондуитный лист.

Владимир Федорович Поярков. Пора изысканий.

Так начинался Хайдаркан. Владимир Эрастович Поярков.

Хайдаркан сегодня.